Я тебя оплакал, мальчик
с удивлёнными бровями.
Четверть века пролетело,
и тебя в помине нет.
Я и девочку оплакал,
что смотрела по-оленьи,
что рыжела и блистала
и смеялась невпопад.
Мальчик девочке подлунно
так шептал о тайнах мира,
будто знал все эти тайны…
Я давно оплакал их.
Нынче, мудрый и нестарый,
я гуляю под луною
с самой верною из женщин –
мне дана она навек.
В ней одной покой и воля,
в ней гармония и правда…
Я и это всё оплачу –
лет, даст Бог, через полста.
Нас не будет и в помине,
как заплачут на закате,
поминая век двадцатый
со старушкою старик.
Но и присно, но и ныне,
и навек – смешны заклятья,
а всплакнётся об утратах –
погляди на этот лунный,
этот дряхлый, этот юный,
на лукавый этот лик.
1995 |
