Старый год, как турист, завершивший недолгий привал,
не заботясь о том, чтоб следы замести за собой,
прокатившись по судьбам и душам, ломая, как шквал,
по-английски ушёл под курантов размеренный бой.
И кого-то с земли, как двугривенный, бойко поднял
и заботливо сунул в карман шедшей мимо Удачи,
а иного швырнул, как окурок, и в землю втоптал
без креста, покаянной молитвы и вдовьего плача.
Зол, как сам Сатана и мучительно долог, как пост,
обозначил смертями границы переднего края –
и расцвёл по зиме, словно поле, венками погост,
ставя точку в вопросе реальности ада и рая.
Непонятной и странной любовью нас любит Господь,
как на паперти нищему грош подавая… По крохам…
Год ушедший отрезал тебя словно хлеба ломоть
отделив от добра, от любви, от семьи и от Бога.
В этой ночи, ломающей болью мигрени виски
и молчаньем набившейся в рот и безмолвием в уши
стало слышно, как взводятся годом пришедшим курки
для охоты на редкую дичь – уцелевшие души.
Не уйти, обречён и опасен, как зверь в западне…
Каждый выстрел отмечен клубящимся выдохом сизым…
И беззвучно ложатся на рыхлый подтаявший снег
из обоймы, набитой Судьбой, дней отстрелянных гильзы.
Старый год дебет с кредитом свёл, подбивая итог,
передав канцелярские записи в полном порядке.
Но в убытках отмечены чувства, надежды и Бог,
безысходность, циничная злость записались в остатке.
Каждый раз облегчённо вздыхаешь «Ну, вот и конец…
Чистый лист, словно снег и тропинками новыми строки…»
Старый год за порог, а у двери – такой же близнец:
неприкаянный, суетный, жёсткий, пустой, одинокий.
Можно жить, положась на везенье, да будет ли толк.
Не впервой обращаться надеждам и замыслам прахом.
Огрызаюсь и скалю клыки, словно раненный волк,
укрывая за злостью флюиды звериного страха.
Ежегодно застольная сытость и хмель в западне.
И курки, словно псы на цепи… выстрел выдохом сизым…
Вновь беззвучно ложатся на рыхлый подтаявший снег
из обоймы, набитой Судьбой, дней отстрелянных гильзы.
|
