Душной ночью повеяло с моря:
В нем купалась нагая луна,
И по сердцу касательной болью,
Призывала куда-то она.
Нежной ткани коснулась волною,
Отражение с блеском, печать
На сознанье надгробной плитою -
Невозможно волненье унять...
И окутало мрачным туманом,
Испугав грубым натиском ночь,
Ненавистною лаской обмана,
Что терпеть было просто невмочь.
Лунный свет сквозь туман пробирался,
Прикасаясь лучами к щеке,
На ресницах слегка задержался,
Как шептал, приглашая к реке.
По воде серебристые блики,
Увлекали притихшую грусть,
А священные лунные лики
Превращались в созвездие люстр.
Ночь царила так вкрадчиво тихо.
Под сурдинку звучал саксофон:
Пел тоскливо и без передыха -
В этом чувстве он был искушён.
Будто отнято всё и забыто:
Тело бренное, дух и любовь…
Даже бодрое солнце убито,
Заплутавшись в плену холодов.
Только музыка кровь согревала,
Тёплой лаской ложилась на грудь,
А в звучанье желанье всплывало,
И манило тихонько уснуть...
Чтоб уже никогда не проснуться,
Но протянута блюзом рука,
Не давая к обрыву рвануться.
От него вьётся жизни река…
Коротка она…смысл весь растрачен:
Нет ни слёз… оправдания... нет,
А закат за рекой тихо плачет –
За окном загорает рассвет.
|
