Прости, я слишком много говорю.
Зачем бутону слов моих оправа?
Не он, как пламень, ал, а я горю
Желаньем петь его изгибам славу,
Достоинства он полон, чист и горд,
Сокрыта в лепестках тугая завязь.
То не цветок, а благородный лорд...
Ты скажешь: роза. Зимостойкий сорт.
"Нью Доун", если я не ошибаюсь.
Прости, я снова путаюсь в словах,
И не своими именами вещи
Я называю. Слышишь пенье птах?
Посланниц Божьих, крохотных, но вещих?
Их нежный голос проникает в сны.
И, выводя изящные колена,
Они сулят нашествие весны...
Ты скажешь: соловей обыкновенный.
Они в России распространены.
Вот роза, что надгробье оплела
На кладбище, где спят мои родные.
Вот соловей - два маленьких крыла,
Трепещущие, хрупкие, живые...
Но порожденьям разума - увы! -
Устройствам, чьи презаданы настройки,
Кивок твоей достался головы.
Ты говоришь: о да, они новы!
Я заплачу любую цену. Сколько?
Есть те стихи, что дороги душе,
В которых боль и радость мной разлиты,
Но видят в них расхожие клише
Порою выносящие вердикты.
Они твердят: о вечном - промолчи,
Изысков ждет капризное искусство!
И ставят мне в пример работы - чьи? -
Как похоронный марш над мертвым чувством,
В них "Ах, мой милый Августин!..." звучит.
|
