Старый потасканный кот,
что в затхлом подвале живёт,
разбойником рыскал на свалке, —
бродяжьей суровой закалки, —
искал потрошков повкусней,
чурался собак и людей.
Всегда, соблюдая цикличность, —
обычно и если приспичит, —
в контейнер влезал от тоски
на запах протухшей трески…
И вдруг, — с ощущеньем тревоги,
увидел тот кот: по дороге,
как будто корабль по волне
глубинных своих устремлений,
шагает приличный вполне, —
но будто бы с явным презреньем, —
кошак незнакомый, с ним львицей
шла кошечка, как проводница
к владениям "авторитета",
паскудно мяуча при этом...
Такого стерпеть он не мог, —
как смел тот теснить ветерана?
В святой для кота уголок
явиться с кошачьей путаной?!
Едва не хватила кондрашка
побитого жизнью бедняжку, —
из гла́за скатилась слеза —
зелёная, как бирюза...
Котяра, хоть был стариком,
скандалы чинил не робея,
азарт досягнул апогея, —
он ринулся в свару с котом!
Но тот, повернувши свой стан,
взревев, словно орангута́н,
его превзошёл в пируэте.... Нет больше иллюзий на свете!
Послесловие:
Стихи Игоря МазунинаУродливый кот читает Рамиль Мамедов
Саша Чёрный. Чуткая душа
Сизо-дымчатый кот,
равнодушно-ленивый скот, —
толстая муфта с глазами русалки, —
чинно и валко
обошёл всех, знакомых ему до ногтей,
обычных гостей...
Соблюдая старинный обычай
кошачьих приличий,
обнюхал все каблуки,
гетры, штаны и носки,
потёрся о все знакомые ноги...
И вдруг, свернувши с дороги,
Клубком по стене, —
спираль волнистых движений, —
повернулся ко мне
и прыгнул ко мне на колени.
Я подумал в припадке амбиции:
конечно, по интуиции
животное это
во мне узнало поэта...
Кот понял, что я одинок,
как кит в океане,
что я засел в уголок,
скрестив усталые длани,
потому что мне тяжко...
Кот нежно ткнулся в рубашку, —
хвост заходил, как лоза, —
и взглянул мне с тоскою в глаза...
«О друг мой! — склонясь над котом,
шепнул я, краснея, —
Прости, что в душе я
тебя обругал равнодушным скотом...»
Но кот, повернувши свой стан,
вдруг мордой толкнулся в карман:
там лежало полтавское сало в пакете. Нет больше иллюзий на свете!
