Если бы сразу после просмотра фильма меня спросили, понравилась ли тебе «Одесса» В. Тодоровского, скорее всего, я ответил бы «нет»…
Сейчас вот, второй день уже, живу себе и думаю. Не о фильме совсем, но как-то вот всякий раз к нему возвращаюсь. Всё пытаюсь понять, почему назвал его автор «Одесса». Пойму, наверное, но – позже. Сейчас мне бы хотелось, чтобы он назывался «Правда». Или – «Голая правда»… а может быть – «Бесстыдная…»
Бесстыдно спокойно обнажившаяся перед совсем маленьким мальчиком случайная «попутчица» на стоящем на приколе океанском лайнере, ставшем зоной карантина, на мой взгляд, - ключевая метафора фильма.
А начинается всё с похорон. Вначале приходит мысль о бесконечном споре схоластов о том, что первично: яйцо или курица. Рождение или смерть.
А сцена эта и смешна и высоко трагична одновременно. Обескураживающей точкой в ней становится монолог бабушки (блистательной Ирины Розановой), которая подробно рассказывает ребёнку о том, в каком порядке станут покидать землю его родственники. И мы с вами, зрители, понимаем, что это истинная правда, но так жаль мальчика, так жаль, потому что столь рано «карябают» душу его этой правдой. Жаль даже больше чем тогда, когда взрослая тётка цинично знакомит его с правдой обнажённого тела…
А фильм продолжается… и продолжается…
Эпидемии холеры в Одессе 1970 года мы, в сущности, не видим. Но это внезапно возникшее обстоятельство вынуждает и всех остальных героев говорить правду. Ту самую. Голую. После которой…
… хочется либо застрелиться, либо начать новую, «живую» жизнь…
Ни одного слова лжи не звучит, ни когда «младшие» говорят о том, что хотят уехать в Израиль, ни когда затрагивают пресловутый «еврейский вопрос», внутри которого есть и притеснения евреев, и притеснение евреями (русского в союзе композиторов), ни когда сбежавшая на целую ночь дочь «старших» возвращается и говорит матери о том, что та «удушила» их с отцом своим «служением высоким идеалам семьи».
Скорее всего, солгал только герой Леонида Ярмольника, отца семейства, когда сказал жене о том, что донёс на собственную дочь в КГБ: последствий этого мы так и не увидим в фильме.
Зато всегда правдива старуха Розановой. Ведь она честно орёт в телефонную трубку, что муж её средней дочери «спутался с соседкой-малолеткой» и «Жорик всех за это убьёт». Но правда эта становится своего рода провокацией для Бориса (невероятно убедительный Евгений Цыганов), решившего: «А! Чёрт возьми!! Ну, раз сказали, так пусть же так оно и будет на самом деле!!!»
Однако у зрителя ни на секунду не возникает мысли о том, что герой скатится к элементарной грязной педофилии или даже к набоковскому «лолитизму». Здесь режиссёр рискует удивительно тонко.
И дальше, дальше, дальше: всё – одна правда, правда и правда. Которая ранит людей, толкает их на кардинальные поступки. Мы же с вами, дорогие зрители, воспитанные на русской классической литературе, ждём, когда же герой «разорвёт себе руками грудь и вырвет из неё своё сердце и высоко поднимет его над головой»…
А никто из персонажей не вырывает и не вырывает.
И вдруг понимаешь, что требовать подвига от других, не совершив его самому, – в высшей степени безнравственно. А правдорубы не лечат души.
Но ни в коем случае не стоит думать, что умница Валерий Тодоровский призывает к тому, чтобы…
Он улыбается и, мерцая глазами сквозь круглые свои очки, п р о с и т нас с вами: думайте, прежде чем говорить и свершать поступки, думайте о последствиях, которые могу быть гораздо более драматичны, чем ваши слова и деяния.
И веришь ему, веришь потому, что правда его скрыта, подобно дьяволу, в деталях. Вспомните только финальный эпизод фильма, когда за столом старуха, прежде чем положить оладышек в тарелку старику своею вилкой, вилку эту вытирает засаленной какой-то тряпицей. И так это точно! Как всё в нашей жизни, когда мы после бури… возвращаемся каждый в свой дом и продолжаем жить дальше… в ожидании следующей пандемии… или ещё чего-нибудь. Но верим в хорошее. И не проклинаем друг друга.
