В нижнем ящике книжного шкафа, между стопок глянцевых журналов и толстых альбомов с семейными фотографиями стоял школьный портфель. От старости замок его не работал, и заботливые женские руки перевязали портфель ненужным мужским галстуком.
В портфеле коротала свой век память. Она тоже была старой, и в её существовании царило однообразие: повздыхает - поспит, повздыхает - поспит. Но изредка являлись знакомые руки, развязывали галстук, открывали портфель и извлекали предметы, в которых жизнь памяти ещё теплилась. Руки бережно раскладывали на ковре содержимое, и память просыпалась в поблекшей розовой ленте, школьных тетрадях и дневниках, грамотах, треугольном куске алого шёлка, бордовой книжечке с маленькой фотографией, театральных программках и в письмах, письмах... И каждый раз пальцы долго держали вырванный из тетради, пожелтевший листок в клетку, на котором виднелось несколько слов.
Немного устав от света и надышавшись свежим воздухом, предметы возвращались на свои места, и портфель с ожившей памятью занимал своё место в шкафу. Затем всё опять погружалось в сон.
Прошло много времени, память потеряла счёт годам... Однажды вечером дверцу шкафа открыли ставшие морщинистыми руки с высохшими прозрачными пальцами. Они взяли портфель и медленно поставили его на стул совсем рядом с маленьким камином, в котором трепетал нетерпеливый огонь. Память с тоской поняла, что настаёт её последний час. На прощание они с портфелем обнялись. Бледные пальцы равнодушно брали из портфеля предметы и бросали их в камин, не спеша комкали письма и отправляли их туда же на съедение пламени. Те корчились как несчастные «ведьмы» на кострах, ярко вспыхивали, постепенно превращаясь в кучки мерцающего пепла. Дошла очередь и до листка в клеточку.
Рука достала его из опустевшего портфеля, и пальцы замерли в долгом раздумье... Камин догорал. Листок, дрожа, поплыл вверх, тонкие, бесцветные губы потянулись к нему.
Внезапно по рукам прошла дрожь, пальцы выронили записку, опустились в карман халата, вынули таблетку, но та прыгнула из руки и покатилась по полу. Ладони упали на подлокотники кресла, пальцы крепко сжали старое дерево. Спустя минуту руки ослабли, стали безнадёжно терять тепло и сделались белее бумаги.
Через три дня молодые руки, делая уборку в комнате, подняли незамеченный ранее листок, лежавший возле камина. Склонившиеся очки разобрали слова: «Вика, ты где? Приходил два раза, но тебя не застал. Еду на вокзал, не опаздывай.»
