Наш прекрасный Ипполит

Нет, в Тифлис я не поеду. В этом городе вечно воняет протухшей рыбой, летом просто невыносимо. Что за блажь пришла в голову моей матери, урождённой княжне Чавчавадзе.  Я вновь перечитал письмо на гербовой родовой бумаге, доставленное третьего дня царским фельдъегерем.
«Дорогой сын!..» Так, это понятно всё, вот он – удар дубиной по голове.
«Мой сын! Недавно на балу в Венской опере я разговорилась с генерал-аншефом графом Александром Михайловичем Рылеевым. Мы с графом давние знакомые, он помнит тебя маленьким мальчиком. Генерал в Вене на отдыхе перед важным назначением: царь направляет его на Кавказ укреплять новую турецкую границу. Александр Михайлович посетовал, что не может найти толкового адъютанта-порученца, который станет верным помощником в многотрудных заботах по защите Отечества от разбойников. Я незамедлительно рекомендовала тебя, ведь ты с отличием закончил Кадетский корпус, а то, что не желаешь служить в гвардейском полку, иначе как ветреностью молодости, объяснить не могу. Генерал живо заинтересовался и твердо обещал по возвращению в Петербург встретиться с тобой.
Ипполит! В роду Чавчавадзе было немало достойных мужей, верой и правдой служивших русским царям. Пойди их путём, произведи на генерал-аншефа хорошее впечатление…»
Бредятина! Когда я читал  письмо первый раз, едва не поперхнулся токайским. Определённо, дунайский воздух действует на maman одуряюще. Я, отпрыск княжеского рода, которому без малого пятьсот лет, должен гоняться по горам за турецкими оборванцами и ночевать в переполненных клопами саклях? Ерунденция какая-то получается, как выражаются бакалейщики в Милютинских рядах.
Я – светский человек. Я на дух не переношу всю эту казарменщину, хватило мне Кадетского корпуса. И я вращаюсь в высшем свете. Когда я заканчивал обучение, одна милая фрейлина помогла мне вступить в личную свиту царя. Меня назначили  ясельничим или сокольничим, я не вдавался в подробности этих дремучих терминов, которые потеряли реальное значение века три назад и до сих пор существуют в «Табели о рангах» исключительно благодаря желанию правящей династии придерживаться традиций, пусть и формально.
Нас с полсотни молодых аристократов, и наша служба проста: каждый день приходить во дворец на пару часов и мельтешить там. Царь и царица (в ещё большей степени) обожают движение людей, эти интриги, что беспрестанно возникают в придворной жизни. В этом, пожалуй,  они видят оплату их трудов по управлению царством.
Ну, и, конечно, балы. Балы - наша стихия. Бог мой, сколько женских и мужских сердец было разбито на балах, сколько было после них дуэлей.
-Это благородная жизнь, - подчеркнула  та милая фрейлина, что содействовала мне во дворце. – Не сравнить с гусарскими попойками в гвардейской казарме.
И моя дорогая мать предлагает поменять эту прекрасную жизнь на унылое существование среди стремнин Кавказа. Сама она не часто приезжает в Россию, последний раз была, кажется, года четыре назад. Путешествует по Европе: Париж, Мадрид, Вена. Полагаю, она просто стареет, раз задумала остепенить сына и создать ему статус надёжного государева чина.
Вы, вероятно, хотите спросить, господа, неужели при таком сибаритствующем образе жизни у меня нет какой-никакой тайной страсти? Есть, господа, конечно, есть и я её почти не скрываю.
Я – бретёр. Дуэли – вот главная страсть моей жизни, дамы и паровые авто следуют потом. Когда я достаю из ножен  мюнхенскую шпагу работы знаменитого мастера Вольфганга Штендлера, мои ноздри нервно трепещут, я ощущаю себя если не богом, то где-то очень близко. Всё золото мира не стоит этого чувства, одновременно тревожного и счастливого, тем более что с золотом, точнее, казначейскими ассигнациями у меня всё в порядке.
Дуэли в нашем цивилизованном царстве запрещены, но то, что нельзя простолюдинам, дозволяется представителям высшего сословия. Ни один царь никогда не решится лишить дворян негласного права смыть нанесённое оскорбление кровью обидчика.
Но и мы, бретёры, тоже стараемся лишний раз не лезть на рожон. Мне частенько предлагают сразиться на дуэли за другого человека, я неизменно отказываюсь - каждый отвечает сам за себя. В тайнике в квартире я храню «Дуэльный Кодекс»: раненого не добивать, в спину не колоть, огнестрельное оружие не использовать, двадцать две страницы шёлковой китайской бумаги, где расписаны все возможные и невозможные случаи. Для меня эта книга предпочтительнее Священного Писания.
Разумеется, я убивал. Один раз отпетого подонка, который при мне оскорбил вдову, благородную во всех отношениях. В остальных случаях скорей по нелепости, когда менее опытный противник сам подворачивался под клинок.
Но вернусь к письму матери. Во всём, конечно, виноват Соломон, иудушка чёртов. Соломон – финансовый поверенный матери в Петербурге, он оплачивает  мои счета. Кряхтит, но оплачивает, а я  произношу всякий раз одну и ту же фразу: «Светская жизнь не дёшева, Соломон».
«Да, конечно, князь Ипполит!» - отвечает Соломон с такой рожей, будто сожрал ведро кислых яблок.
Но в этот раз Соломон встал на дыбы. А дело было так.
Есть у меня приятель – Павел Николаевич Головин. Он из разночинцев, молодых да резвых (всего на три года старше меня), что так привечает наш царь в угоду техническому прогрессу. Павлуша, как я снисходительно называю его про себя, сделал головокружительную карьеру: от простого инженера до главного распорядителя паровых авто завода «Русобалт». По этой, собственно, причине люди моего круга с ним дружат, а я время от времени выпиваю с ним рейнского. Слабость у меня к хорошим авто.
Так вот, звонит мне давеча Павлуша и предлагает отобедать в «Дононе».
- Отчего бы и нет, - сказал я. – В «Дононе» отменная лионская кухня.
Когда мы опустошили третью бутылку бордосского, наболтавшись о последних светских новостях, Павлуша сделал заговорщицкое лицо:
- Дорогой князь! Зная Ваш искренний и неподдельный интерес к автомобилестроению, спешу поделиться…
Тут он многозначительно замолчал.
Что задумал, мошенник, подумал я.
- Я весь во внимании, Павел Николаевич.
- В 1871 году на нашем заводе был запущен эксперимент: создать паровую машину, которая сможет и ездить, и летать. И вот сейчас, спустя три года, эта работа успешно завершена. «Русобалт-16/ЗВ», средняя скорость по земле 100 км в час, средняя скорость в воздухе 200 км в час, высота полета – 500 м,  это не так много, но это начало.
- Вертикальный взлёт и посадка? Поздравляю! Когда авто поступит в серию?
- Спасибо! – сказал Павлуша. – Вот с этим есть заковыка. По нашей линии всё готово, аппарат прошёл все необходимые тестовые испытания. Беда с полицейским ведомством, им надо разработать изменения правил дорожного и воздушного движения, решить вопрос с безопасностью шофёра-пилота и т.д. Предполагаю, что волокита затянется года на полтора, Вы же знаете нашу бюрократию.
- Печально, что придётся ждать так долго.
- На заводе стоят два образца. Один, естественно, будет подарен царской семье. А вот на второй пока вакансия свободна.
Интересно, какие свои комиссионные заложил этот барыга, подумал я:
- Какова же сумма?
Павлуша назвал.
Не могу сказать, что у меня потемнело в глазах, но цена была чудовищного размера.
- Зато представляете, князь, - сказал Павлуша, - какой фурор Вы произведёте в столице, когда приземлитесь на этом авто на Невском.
- Да, это в моем духе, - согласился я. – Мне нужно время, что собрать такую невыносимую сумму.
- Не больше недели, князь. Я не смогу долго удерживать в тайне эти сведения.
Итак, Соломон встал на дыбы.
- У меня нет таких денег, - заверещал он как резаный. – Звоните матери, князь, пусть пересылает из швейцарского банка.
- Послушай, Соломон, - сказал я, старательно сохраняя хладнокровие. – Возьми в заклад у своих единоверцев. Через год  авто мне надоест, ты его продашь,  в накладе не останешься. Поверь мне на слово!
- Нет, князь, простите, - Соломон был неприступен как скала. – Я не могу так поступить.
Увы, всё сходится. Сволочь Соломон телефонировал княжне, та пошевелила своими куриными мозгами и теперь меня отправляют на Кавказ. В ссылку. Вот тебе и «Русобалт-16/ЗВ», авто, которое летает аки птица. И срок, названный Павлушей, как раз сегодня истекает.
В самых растрёпанных чувствах я собрался и поехал в Английский клуб.
В клубе было, как обычно, скучно. В нескольких комнатах играли в карты: в вист, стуколку и фараон. В курительной немолодые провинциальные помещики пили портвейн, читали газеты и давились новомодными явайскими сигарами. Знакомых не было никого.
Я присел у буфетной стойки в зале ресторации и приказал халдею: «Водки и закусить!»
За большим столом у овального окна от пола до потолка веселилась компания юнцов, лет двадцати на вид, не старше.
«Больно шумные, - недовольно подумал я. – Им бы в кухмистерской собираться или в трактире для ямщиков, а в не в клубе для порядочных людей». Volens-nolens я прислушался к разговору.
- Так позвольте, господа, я закончу свой рассказ, - в тишине обеденного зала звучал высокий мальчишеский голос. – Несколько дней на заводе я обихаживал этот удивительный аппарат. Вы вслушайтесь в название -«Русобалт-16/ЗВ», как поэтично. Мне разрешили полетать на полигоне, невысоко, в двадцати саженях от земли, но всё равно это как в сказке. А сегодня, перед тем, как я собрал вас, друзья, в клубе, главный распорядитель по продажам шепнул мне на ушко, что, скорей всего, завтра я смогу купить это авто. Некий кавказский князь, распорядитель не назвал его имени, собирался приобрести шестнадцатый русобалт, но оказался прощелыгой. Выпьем же, друзья!
- И мы полетим к звездам? –  хмельно поддакнул кто-то.
- К звездам не обещаю, но на полверсты поднимемся точно.
Кровь закипела в моих жилах, я резко встал и подошёл к столу, за которым веселилась компания. Будущий счастливый обладатель «Русобалта» обладал слегка одутловатым лицом разбалованного юноши и пузиком, что указывало на  склонность к обжорству. Я врезал юнцу оплеуху. Тот покачнулся, но удержался на ногах.
- Милостивый государь! – сказал я. – Не знаю, как Вас зовут и не желаю знать! Человек, которого Вы только что назвали прощелыгой, стоит перед Вами. Нанесенное оскорбление можно смыть только кровью. Я вызываю Вас на поединок. Если Вы не явитесь, старшина клуба объявит Вас последним мерзавцем на всё царство.
В том, что старшина Английского клуба уже стоит в дверях ресторанного зала, я не сомневался.
- Я принимаю вызов, - крикнул юнец, потирая багровую щеку. – Где и когда?
- В шесть утра. На Волковом поле.
- На чём будем драться? – снова крикнул юнец.
- Разумеется, на шпагах, - пренебрежительно ответил я и вышел прочь.
Ночью я не спал. Попивал полусладкое мозельское и размышлял. Дурачка я убью, это  не подлежит обсуждению, он  оскорбил меня прилюдно. Что дальше, какие последствия? Будет скандал, в свете посудачат, но недолго. Из царской свиты меня вряд ли удалят, для двора подобная история не бог весь какое преступление. «Русобалта» мне, конечно, не видать, но уже не до него. Зато maman со своей бредовой идеей отправить меня на Кавказ утихнет, сомневаюсь, что генерал-аншефу нужен адъютант забияка. Искренне на это надеюсь. Так что, или пан или пропал, как говорят жители славной Мазовии,