Содержание
-Лялька и жидоеды
-Ожившая цитата
-Собака
-Братья-художники
-Семь признаков образцового графомана
____________________________________
Лялька и жидоеды
Я знал Ляльку. Знал еще по киевской
Консерватории…
В целом свете нет, быть может, лучшего города, чем Киев.
Евреи, вслед за Шолом-Алейхемом, называют его Егупец,
то есть "Маленький Египет":
место, где закаляются евреи…
Жила Лялька с мамой, Юдифью Григорьевной, в новом доме.
Дом был хороший, надежный.
Очень надежный.
С сотрудниками киевской госбезопасности,
которые тоже там жили…
Украинизация, при Хрущеве и после него,
шла своим полным ходом.
Да! Когда дурость и подлость овладевают массовым сознанием, —
жить, в "массе своей", становится неуютно!
В Киеве благословенном — даже мне, не еврею,
становилось как-то не так, не по себе.
Возникало все более четкое ощущение,
что играешь в пьесе безумного автора,
поставленной сумасшедшим режиссером...
…Лялька по несколько часов в день играла на фортепиано.
Она заканчивала консерваторию и заниматься приходилось много.
Лялькина игра очень досаждала соседям.
Жены "сотрудников" жаловались на "шум",
"доставали" мужей "разговорами" и писали "письма" —
в домоуправление и еще куда-то...
Классическая музыка была "женам" категорически ненавистна.
Они предпочитали завывание дрелей,
и каждый день перевешивали на новое место посудные ящики,
и каждые полгода затевали очередной ремонт.
Кому-то из них пришла в голову очень "плодотворная" мысль:
"а не выселить ли отсюда эту еврейку
к такой-то ядреной тете Еве?
В сумасшедший дом, например?"
Мысль созревала постепенно. Все четче прорисовывались детали;
все более реальным казался план:
провести психиатрическую экспертизу,
диагностировать болезнь,
упечь жидовок в "дурку", —
квартира тогда останется в распоряжении кооператива.
И станут возможны некоторые интересные "варианты"!
Не хочу оправдывать подлецов, замечу только,
что Лялька с Юдифью Григорьевной
давали все же поводы своим предприимчивым соседям
действовать именно так, с опорой на справку!
Они вели себя, пожалуй, слишком высокомерно.
Мама Ляли была женщиной культурной:
филологом, переводчицей с английского.
Лялька с детства "ходила" в одаренных детях
и, как очень многие музыканты,
была, в значительной мере,
"дезориентирована" во всем,
что не имело прямого отношения к музыке…
Мать и дочь смотрели на окружающую их публику, как бы сказать,
сверху вниз: "Что от них ждать! Нот читать не умеют! Хуторяне!"
Да! Хуторяне! "Дети земли"!
Но, быть может, именно поэтому эти граждане
сохранили здоровые инстинкты собирателей,
охотников и разорителей скифских курганов:
действовали хитро, упорно, даже с каким-то
иезуитским коварством!
Как-то раз, Лялька "прочитала" мне особенно доходчивую лекцию
о своем безрадостном "международном положении",
и я решил,
что пора уже что-нибудь предпринять!
Положение казалось мне действительно серьезным, даже опасным!
В самом деле, нет зверя страшнее чиновника
да еще с пистолетом, да, вдобавок, с обширными связями!
Добьются они нужной справки, направят Ляльку и Юдифь Григорьевну
на принудительное лечение в больницу, и поминай, как звали!
Пока я думал обо всем этом,
мои знакомые совсем пали духом
и впали в полное уныние.
Кульминацию этой драмы не забуду вовек.
Приезжаю к ним одним не прекрасным вечером.
Смотрю: входная дверь приоткрыта. Звоню.
Никто не отвечает. Сердце в груди так и заколотилось.
Что это еще такое?
Уж не криминал ли вмешался в наши дела раньше меня?
Вбегаю в комнату.
Вижу: лежат мои знакомые, каждая на своей постели,
и кровью истекают.
Тонкие души не выдержали грубого давления хуторян
и вены себе порезали!
Вот так они тут, в "Египте" своем,
без меня закалялись!!!
Перевязал я их. Вызвал "скорую".
Остался ночевать…
"Ну, нет!" — думаю! —
"Нельзя так! Надо ехать к ТЫнову!"
ТЫнов был журналистом.
В разное время работал штатным и внештатным корреспондентом
нескольких центральных газет, воевал,
был награжден несколькими боевыми наградами.
Рубеж восьмидесятых-девяностых —
это переломный момент нашей истории!
Не знаю, встречался ли еще когда-либо такой глубины разлом
между двумя соседними поколениями.
Расцветала генерация теневиков.
Уходило в Великую Тень Поколение Фронтовиков.
А мира между ними не было. И быть не могло!
Кстати, когда я сказал Ляльке,
что договорился с Тыновым о встрече,
она неожиданно заартачилась:
"Антисемит твой Тынов!"
"Антисемит? Откуда ты знаешь? "
"Саша Рабинович говорил!"
"Много знает твой Рабинович!
Сам он антисемит!
Послушай меня, Ляля, внимательно!
Если теперь и согласится кто-нибудь помочь,
то только Тынов!"
Еле уговорил!
Встретились мы с Тыновым в редакции.
Кстати, забыл описать вам его внешность!
Не хочу долго рассусоливать!
Помните Сергея Столярова в фильме "Цирк?"
Похож на него был Тынов
и статью молодецкой,
и взглядом внимательным и добродушным
одновременно.
Итак, рассказал я Ивану Константиновичу
жуткую эту историю и попросил вмешаться…
А то ведь, и вправду, женщин из дома выселят!
Тынов сразу понял суть дела:
"Супостатов надо опередить!
"Нашу" Справку необходимо получить до того,
как они назначат "свою" экспертизу!
Запиши телефон моего знакомого психиатра.
Будешь с ним на связи!
А я прямо сейчас с ним переговорю и вас познакомлю!
Тут же при мне и позвонил.
Все объяснил, потом трубку мне передал.
Провели мы "нашу" экспертизу,
документ официальный получили.
Официально, так сказать, подтвердили
хорошее психическое здоровье наших "мнимых больных"!
Приободрились мои знакомые! С ужасом вспоминали,
как чуть было не погубили себя по глупости!
А тем временем, Тынов успел
и в комитет госбезопасности позвонить.
Сам я его разговора не слышал,
только с его собственных слов могу вам передать.
Тынов пообещал, что опубликует статью
о травле беззащитных женщин,
что дойдет до ЦК,
что очистит загнивающий "комитет",
как Геракл Авгиевы конюшни…
Разговор получился интересным. И эффективным.
Журналистов тогда уважали.
Сами журналисты себя уважали!
От Ляльки и ее Мамы "хуторяне" отстали.
Потом Юдифь Григорьевна и Лялька пригласили Тынова домой,
в спасенную квартиру, на ужин.
Очень его благодарили.
Водки и закуски накупили!
Денег не пожалели на угощение!
Вот так мы положительно влияем друг на друга,
избавляемся от некоторых недостатков,
если хорошей стороной
одни к другим поворачиваемся!
Поел Иван Константинович, выпил в меру,
поблагодарил и сказал:
"Уезжайте из этого дома.
Если сможете, из города тоже уезжайте.
У меня уже был один инфаркт…
Если второго не переживу,
кто вам тогда поможет?!
Да вы знаете сами!
"Жидоеды", если и раскаются когда-нибудь,
то явно не завтра и не послезавтра!
Уезжайте!"
Прошло время,
и мои знакомые последовали совету Тынова:
уехали из Киева в другой город, —
квартиру обменяли.
Такой вот "Маленький Египет"
довелось мне здесь наблюдать,
друзья мои!
===========================
Ожившая цитата
Разумеется, я помнил озорную реплику из Михаила Булгакова:
"Если я, входя в уборную, начну, извините за выражение,
мочиться мимо унитаза, и то же самое будут делать
Зина и Дарья Петровна,
в уборной начнется разруха.
Следовательно, разруха не в клозетах, а в головах".
Помнил я, но никогда не думал,
что странные мысли великих людей
могут так легко и непринужденно
становиться явлением действительной жизни…
…Приехали мы с группой товарищей в командировку.
Остановились в гостинице.
Была весна. У всех — хорошее настроение:
вырвались, наконец-то, на пару дней из шумной Москвы!
Свобода! Ура,свободе!
Командировка — это всегда и работа, и отдых, в каком-то смысле!
Коллеги решили отметить свой избыток счастья.
Закупили съестного, "горючего" — и стали праздновать —
да так, что было очевидно:
вечер у них плавно перейдет в ночь,
а потом и в утро!
Я посидел немного и ушел спать.
Не люблю быть трезвым среди "веселых".
А на следующий день, горничные пожаловались мне
на поведение моих дорогих москвичей!
Грузно и смело, вывалился один гражданин,
представительный такой, из номера, —
как раз напротив столика,
где проходила утренняя оперативка женского персонала,
и, на глазах у изумленных зрительниц,
вынул громоздкое приспособление
и безжалостно оросил коридорную стенку,
перепутав коридор с туалетом!
Эх-ох! Ой-ёй-ёй!
А еще кандидат наук, называется!
Тут-то я и вспомнил Булгакова!
Большие писатели не только писатели!
Они еще и провидцы!..
Все! Решено!
С завтрашнего дня примусь за ремонт "разрухи"!
Начну с самого себя! Хватило бы только силы воли!
P.S. Не подумайте только,
что это я про себя написал!
Никогда бы я "такого"
про себя не написал!
Не я это был! Не я!
===========================
Собака
Она ждала меня у подъезда.
Черная от ушей до хвоста.
Не маленькая. Не большая.
Молодая, во всем сиянии энергичной юности,
Собака стояла перед дверью и ждала. Меня.
Я открыл дверь домофонным ключом.
Хотел быстро зайти и закрыться,
но Собака оказалась проворней:
она и не думала пропускать мужчину вперед.
"Куда вы, мужчина!
Перед дамой лезете?!
Эх, вы! А еще мужчина!
И не стыдно вам было
так феминизироваться?!"
Собака высказала мне все это прямо в глаза
и буквально вломилась внутрь,
оттолкнув меня хвостом.
Затем она, не оглядываясь,
помчалась вверх по лестнице,
словно показывая мне правильную дорогу,
а я покорно и смиренно трусил за ней,
ковыляя и отдуваясь.
Ног у меня, в самом деле, на 100% меньше,
да и те, что были, болели.
Когда я поднялся на свою лестничную площадку,
Собака уже терпеливо ждала меня,
удобно усевшись перед моей дверью!
Впору было кричать: "Чудо! Чудо!"
Нюх у собак, и в самом деле, чудесный!
Неужели она так быстро унюхала
мои мужские ароматы, и шла по ним,
как по указателям или по путеводной нити,
и не ошиблась ни разу?!
Я открыл дверь ключом и зашел.
Собака осталась на лестнице.
На этот раз она не пыталась ворваться внутрь:
понимала, что находится
перед качественно другой дверью
и что здесь придется ждать особого приглашения.
Я вынул из кастрюли вареную сосиску,
вышел к Собаке и угостил ее.
Она, как мне показалось, презрительно сморщилась
и, в благородной печали, отвернула мордочку
от фарисейской моей руки с ее жалкой сосиской.
Собака все поняла!
Раз угощает на лестнице,
значит, домой не позовет!!!
"Ну, ешь же! Ешь!
Не капризничай!"
Я поднес угощение прямо к ее зубам.
Собака вначале помотала головой,
потом что-то смекнула про себя
и… укусила сосиску.
Видели бы вы, как она ела! С каким выражением:
"Я ем только для того, чтобы не обидеть тебя!
Не хотела я твоих подачек!
Думала, что нашла друга!
Что обрела, наконец, свой дом!
Снова ошиблась!
Опять на зануду напоролась!
Эх! Ну, что за жизнь, ей-богу, такая!"
Собака проглотила сосиску,
развернулась, махнула хвостом
и, не попрощавшись, рванула вниз по лестнице.
У нее,
