ПРИВИДЕНИЕ

Я люблю ходить в комиссионки. Правда, в каждой стране они называются по-своему: в Швеции — «Рёда коршет», что значит «Красный крест».

Именно оттуда вышивки, висящие на стене в нашей американской квартире. Муж говорит: «Как придут мои кубинцы в гости, как начнут рассматривать вышивки, тут ты и скажи — сама вышивала, ну что тебе стоит? А мне — почёт и удивление такой женой.» Но я соврать так и не согласилась — а ну-ка ещё кто-нибудь мастер-класса попросит? Недаром на том же испанском языке есть пословица: “Para mentir y comer pescado hay que tener mucho cuidado”, что значит «Врать нужно так же осторожно, как и есть рыбу» — не ровён час косточкой подавишься.

В Америке подобные магазины называются “Thrift store”, и в нашем районе такой не один; я люблю бывать в самом большом, где много старой мебели. Люди крутятся, в основном, возле одежды и посуды, рассматривают сувениры, а в мебельном зале почти пусто. Я медленно хожу среди монументальных буфетов с резными узорами на дверцах, среди тумбочек из красного дерева и покойных старинных кресел, этажерок и стульев с выгнутыми спинками и затейливо выточенными поручнями — просто хожу; наша квартира мебелью полностью оснащена, так что если и понадобится что-то, то это будет мелочь вроде столика к любимому креслу.

А что? Не купить ли и вправду столик? Вон сколько тут разных — круглых, квадратных и многоугольных даже!

Заметив мой деловитый интерес, подошёл продавец — субтильный старичок-латино в аккуратном костюме-тройке и с невесомыми очочками на кончике носа.
—Ааа, я понимаю, сеньоре нужен столик! И не лишь бы какой! Ваше счастье, что я сегодня на работе и заметил вас — а как же? Не заметить такую статную красавицу невозможно, ведь я часто протираю очки, и — будьте уверены — вижу как орёл, издалека!

Мне уже стало интересно; внутренний охотник весь подобрался, почуяв знатную добычу.

— Идите сюда, я покажу вам вещь, достойную вашего дома, который вы обихаживаете — я уверен — вот этой дивной, сильной и изящной рукой! Взгляните: столик необычный, с историей! Вы его кУпите и не раз вспомните вашего слугу Франсиско (прижав сухую лапку к впалой груди, отрекомендовался старичок; ну про слугу — это такая галантерейная форма обращения позапрошлого века).

— История сей вещи такова, — приосанившись, начал он свой рассказ, — столик стоял в доме вот такой же красавицы, как вы (ну, может, почти такой), и она часто оставляла на нём то пяльцы, то книгу, то чашку с какао. Звали её сеньора Ана, была она молода и привлекательна (хотя не так красива, как вы), а замужем была за скучным и нудным стариком, ну совсем ей не в пару — а что делать? — богат, вот и вышла за него, чтобы жить не тужить.

— И что вы думаете, пришёл день, когда открылись её глаза, когда постучалась в сердце непрошенная любовь! Он был молодым и бравым, и так потянуло их друг к другу, что ушла сеньора Ана к любовнику, бросив малолетнего сына Серхио! (Я знаю даже это имя, потому что дружил с мужем сеньоры).

Но время было такое, что подобный союз никто не мог признать и одобрить — ни Бог, ни люди.

Тут у меня на глаза навернулись слёзы — так всегда бывает, когда стараюсь сдержать смех.

— Да, я знал, что нежное сердце такой настоящей Женщины, как вы, — с придыханием продолжил старичок, — не выдержит, пожалеет несчастную заблудшую душу!
Тем более, что судьба жестоко наказала её! — тут он всхлипнул, достал большой клетчатый платок и с чувством высморкался.
— И вот вам финал этой драмы: бедная Ана бросилась под поезд!

Помолчав, старик закончил свой рассказ следующей фразой:
— Все счастливые семьи счастливы одинаково, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.

Ну, против этого не поспоришь; тем более, так мыслил не он один.

— Если вы так же разумны, как и красивы (я скосила глаза в старинное зеркало, обвитое витиеватой оправой — нет, вроде такая же, какой была с утра), и если в добавок к этим вашим достоинствам вы не боитесь привидений, то вы сейчас же протянете мне 60$, которые вообще не цена за эту великолепную вещь.

И, конечно же, я купила столик — ведь за время рассказа он стал мне просто родным.

А ночью началась гроза, хлынул ливень, такой, какими они и бывают в тропиках — обильный, громогласный; и тут при первом раскате грома в гостиной раздался глухой горестный стон! Да! Каждый раз, как только гремело в небе, столик отзывался жалобным стенанием.

Побоявшись выйти в гостиную, я кое-как переночевала этот ужас, не зная, что и думать: ведь привидений на самом деле не бывает? А кто же стонет тогда всю ночь?

При ясном свете дня, когда солнце ударило во все окна и заискрилось на полированной поверхности моей загадочной покупки, я подошла к столу и стала крутить его (не без мысленной молитвы) так и сяк; и что же?

Крышка столика открылась, а под ней оказалась сломанная музыкальная шкатулка, которая и отзывалась на раскаты грома своими вконец расстроенными струнами.