Девушка двадцати с копейками лет сидела в очереди псих-диспансера областной больницы. Она впервые приехала сюда, - приехала она – как это ни странно звучит – оформлять себе инвалидность.
В нужный ей кабинет была большая очередь – едва хватило всем сидений. Публика была специфическая, кто-то был с одним из родителей в сопровождении, кто-то смотрел в пол по одиночке, но все были так же как и она бывшими, а кто-то и завсегдатаями, пациентами психушек.
Когда девушка ещё добиралась по этому адресу, так как города не знала, то попросила у водителя маршрутки, чтобы он подсказал ей, когда ей надо будет выходить; при этой её просьбе откликнулся даже один из пассажиров, видимо сталкивающийся с подобными «клиентами» нередко, ездя по этому маршруту.
Кстати, девушка была довольно смазливая, и врядли кто мог бы подумать о ней, - по крайней мере, не зная её, - что она «сумашедшая».
Она сидела уже с час и успела разглядеть лица присутствующих. Одно лицо ей показалось слишком неприятным, - а вернее отталкивающим, - это было лицо тоже молодой девушки, наверно того же возраста; она была с родительницей и с маленьким ребёнком, очевидно она тоже была «сумашедшая», не смотря на адекватность и почти здравомыслие в глазах, - по крайней мере глаза её были спокойны и – опять же, почти – умны...
Но вот что отталкивало от неё, так это её кожа на лице; это лицо, как видимо имел ввиду Достоевский в своих книгах, нередко употребляя придуманное им слово – испито́е лицо. Наверно многие, не задумываясь, придали этому слову значение пьяницы. Но нет, есть такие люди, у которых лицо будто высохшее и в то же время оно блестит и может быть в угрях и прыщах, - кои «несовершенства» не могут происходить на лице действительно сухом. Действительно сухое лицо всегда красиво, всегда имеет приятный цвет, да и что уж там говорить, оно внушает наблюдающим нечто твёрдое в характере, нечто честное...
Чего не скажешь о лице «влажном» и в то же время сухом. По глазам этой девушки было видно, что она чистейшей воды эгоистка, - но эгоистка не такая, как распространившиеся в наше время пустые красавицы девушки, которые «всем суют в рожу», что они эгоистки и плюют назло. Нет, эгоизм девушки в очереди был истинный, в её глазах и движениях нельзя было заметить даже намёка на то, что ей есть хоть до кого-нибудь дело, что ей нужно кому-то что-то доказывать; её можно было бы назвать даже кроткой, но почему-то, глядя на неё, хоть по признакам она и подходила под это наименование, назвать её так всё же было нельзя...
Лицо её было бледно, даже с каким-то сине-сиреневым оттенком, как у сильно замёрзшего человека, и лицо её выражало страдание, но страдание это было каким-то странным, только ей понятным, так что возьмись вы например пожалеть её, то она, казалось, тут же бы с презрением отвергла ваши ласки и посмотрела бы на вас свысока, дескать такому «простому» человеку не под силу понять такие высокие муки гордости, которые очевидно она испытывала. Словом, страдать-то она страдала, да только не отказалась бы ни за что от причины своих страданий, - а причину мы уже назвали, это нескончаемый и жестокий эгоизм при всех других её многих положительных качествах, сожительство с которыми и мучило его, то есть эгоизм.
Поразил нашу девушку ещё один случай. Когда она только вошла в ворота огромной территории больницы, усеянную всю в одноэтажных и двухэтажных постройках, то первое, что она увидела, это толпа детей, смотрящих в большое окно в одном из побеленных корпусов. Понятно было, что эти дети сумасшедшие и что их здесь лечат. Детей было до десяти в окне, они немо общались за стеклом, шевелились, все они были либо с оголёнными торсами, либо в лёгкой одежде, на улице же была зима... Удивительным ей показалось это зрелище – в плохом смысле, удивительным. Понятно, когда взрослые сходят с ума, понятно и когда повзрослевшие подростки *теряют рассудок*. Но когда дети... Тут ударяют как бы самые законы бытия своей несправедливостью, - что несмышлёное существо рождается, чтобы страдать.
«Хотя был у нас в детском садике мальчик, - вспоминала девушка и мысленно рассуждала, - Женя Бахарев, его потом ещё сбила машина насмерть.» Этот мальчик, Женя Бахарев слыл настоящим чертёнком даже среди воспитателей, не говоря о детях, которые все до единого боялись его. Волосы его были чёрные и какие-то «острые», то есть волосы как бы объединялись в тонкие пучки на его голове, так что он был похож на ёжика; лицо его было всегда бледно, а бил он кого-нибудь из детей, в том числе и девочек, почти ежедневно. Известно, какой порядок заведён в дет-садах, как утром дети «делают зарядки», как поют и прочее, прочее. И вот, однажды, - вспоминала девушка, – Женя Бахарев собрал несколько детей в туалетной комнате и попросил их «встать паровозиком», а затем стал учить их делать несложные движения тазом, дескать это некий танец, который проделывают взрослые. «Может он от родителей этому научился, как-нибудь подглядев за ними?» - размышляла уже в который раз за свою жизнь девушка. – «Интересно, однако, как будто сам Бог казнил его. Настолько это был нехороший мальчик, что страшно представить, кем бы он вырос...»
«Хотя так странно! – внезапно пришла девушке новая мысль на ум – В то же время, когда сбили Бахарева на велосипеде, позже, может быть год или два сбили другого мальчика и тоже на велосипеде, - правда того задавил грузовик, не заметив его, сдавая назад, а Бахарева сбила легковушка на скорости, - говорили, что кто-то видел этот момент и как он отлетел высоко, и как с его ножек слетела обувь... Так совпало странно... За всю жизнь не помню, что бы вообще кого-то сбивали, даже знакомые не рассказывали никаких историй. А тут двоих моих одногруппников...» Второй мальчик не был ничем примечателен из злых поступков, родители его были можно сказать учёные, только живущие обычной рабочей жизнью, но оба с высшим техническим образованием и довольно интеллигентные люди. Такую утрату нанесла им судьба. «Жалко. За какие грехи?»
Девушка, как и все «сумашедшие», то есть пациенты «душевных» больниц, была открыта к общению и свободна для разных невинных приключений. Поэтому она ни с того – ни с его заговорила со своим соседом.
- А ты первый раз здесь?
- Не-е-е! – засмеялся черноволосый сосед, как-будто конь заржал.
- А-а-а, а я первый.
- М-м.
- Тебе сколько лет?
- Двадцать семь. – ответил черноволосый нормального телосложения парень. – А тебе?
- Мне двадцать три.
Разговор прервался за неимением тем, грозясь и вовсе не возобновиться.
- А ты смотришь Рутюб? – спросила девушка, в душе обрадовавшись, что нашла новую тему.
Парень немного замялся, но ответил:
- Н-нет, я только телевизор смотрю.
- А-а. – простодушно и весело поддержала девушка разговор, - А то я хотела посоветовать тебе одного блохера. Хи-хи-хи! Я не оговорилась, - блохера, а не блогера, - то есть такой он шустрый, как блоха, и жалит всякими шутками острыми. Хи-хи-хи!
- Н-нет... – так же задумчиво ответил парень, но так же просто, как и девушка – У меня интернета нет, мне и телевизора хватает...
По всему можно было угадать, что парень стыдится, что у него нет интернета.
- А ты какой раз здесь? – спросила девушка.
- Третий... Или четвёртый! Ха-ха-ха! Я уж и сам со счёту сбился!
- Хи-хи-хи!
Ребята разговаривали громко, не обращая внимания на всех присутствующих, будто они были наедине и никого не было.
- А я первый...
Парень не нашёл что ответить.
- А ты в городе гулял в этом? А ты сам из какого города?
- Я из Еманжелинска.
- А в городе гулял?
- Да так, немного...
- А то я хотела бы погулять после, когда ВТЭК пройдёт. Может ты меня поводишь?
Парень как-то опять замялся, хотя внешне он выглядел можно сказать красавцем, с чёрной щетиной, почти худощав, средне-высокого роста...
- Нет... Извини, но не могу... Мне мама сказала, что бы я никуда не ходил и после ВТЭКа сразу на вокзал шёл и домой...
- А-а-а. Понятно. – по-прежнему простодушно ответила девушка, которая, к слову, отлично бы смотрелась в паре с этим новым знакомым, - она была тоже стройная, с крашенными волосами, в красивой одежде, да и просто молода...
Опять наступила небольшая пауза. Парень давно порывался, держа дешёвый телефон в руке, полазить в его настройках или включить камеру и поразмышлять на счёт изображения на экране, поводить туда-сюда и заметить как отстаёт от действительности картинка, так как других развлечений в его телефончике не имелось. Девушка отчасти заприметила и телефон, и его желание, и вдруг решила использовать последний шанс...
- А можно я с твоего телефона позвоню?
Парень, терпя жабу о деньгах на счёте телефона, нехотя согласился со словами:
- Только недолго, а то у меня мало денег.
К слову сказать, денег на его телефоне было предостаточно.
Девушка набрала свой номер телефона и сбросила вызов при первом звуке гудка. Таким образом сохранив номер абонента, которому она может быть напишет по приезду домой.
Тем временем из кабинета вышла взрослая женщина «с слабообразованным взглядом на лице». Врач что-то ей объяснял, выйдя за ней. Девушка из услышанного поняла, что врач говорил этой женщине, что чтобы ей получать в дальнейшем пенсию, то необходимо пролежать месяц-два в больнице. Лицо «слабообразованной» женщины было крайне напугано и девушка как бы разделяла её страх, зная на практике что такое нахождение в псих-больнице, и сама стала бояться, что ей предложат то же самое во время её приёма
. Вспомнила она тяжёлые удары пятками по полу ходящих по коридору женщин, общающихся между собой о какой-то галиматье, говоря всё что на ум взбредёт и отвечающих друг другу, видя какую-то странную логику, новой галиматьёй. Вспомнила как долго отращивала волосы, после того, как её остригли. Вспомнила как мылась ледяной водой, а банщица поторапливала, стоя тут же возле кабинки душа. И как-то грустно стало ей; она решила даже отказаться от инвалидной группы и от пенсии, которая была для её возраста просто целым состоянием, к тому же ещё и получаемой в подарок, а не за труд.
