Писатель объясняет художнику:
– Помнишь, как Микеланджело сказал? Мол,
беру я камень и отсекаю все лишнее… Ну и
все такое… Вот и у меня что-то на это
похожее происходит, когда я пишу. Не
знаю, как у тебя с твоими красками да
натюрмортами, а у меня всегда так… Только
не в камне, а в словесах. Я как начну
отсекать, так держите меня семеро, едрить
твою налево… Хрен остановишь меня, вот
как это называется. Настоящее искусство,
понимаешь, по микеланджеловски. Рубить
надо, отсекать… Поэтому и получаются
у меня произведения все сплошь нетленные
да судьбоносные…
Художник молчал, молчал, да как
выпалит (видно, тоже не захотел ударить
в грязь лицом):
– Так и у меня все то же самое! Как
же я понимаю тебя, друг мой…
Вот так и поговорили. Поняли друг
друга. На одной волне – все-таки люди
искусства… А раз так, как не поднять
по этому случаю тост? За настоящее-то
искусство. Подняли. Что тот, что
другой – два великих мастера.
Исключительных и незаурядных.
А после душевных посиделок
пошли незаурядные работать. Отсекать
то есть. Каждый на свое место. Один –
докладную записку править, а другой –
плакат дорисовывать. Потому как один
отвечал за организационную работу с
кадрами, а другой здесь же числился
художником-оформителем. И не где-то,
а в пожарной части… В канцелярии.
