До чего любит Евдокия Петровна о чужую жизнь язык потереть.
И обсудит и осудит. Сначала соседей, потом всех, кто в доме живет, затем
за квартал примется. До района язык ее уже дотягивается. Только до
отдельных персон. А публичным, узнаваемым все кости перетрет.
Муж, пока не ушел, не выдержал, однажды.
- Какое тебе дело до того, кто с кем спит. Или сколько у той или
другой мужчин или семей. Если есть, значит добились они чего-то и могут
себе позволить. Ты лучше их талант и труд оцени, а не суй нос в
подробности личной жизни.
Пристыдил, значит. Мужа Евдокия Петровна любила и
побаивалась, что рано или поздно он от нее уйдет. Хоть и не звезда,
а приступы «звездной» болезни три раза случались. В смысле, влево тянуло.
Причем, совершенно бессистемно.
Первый от мужа ничем не отличался. Второй был гораздо моложе.
Третий - гораздо старше. Она сама не понимала, что с ней творилось,
куда несло. И стыдно-то как было. Точно, не было головы.
А он, сперва, хотел вышвырнуть без скафандра в открытый космос,
а потом, отходил и прощал. Такая страсть и нежность на них после ссор
накатывала, что счастьем захлебывались.
В тот раз, предупреждению вняла, оставила окружающих в покое и
переключилась на телегероев. «Тени» и «Зов» смотрела, затаив дыхание.
Это было свято. Ни слова. Но другим доставалось изрядно. «Голубиную
верность» наизусть выучила. Особенно «Маньк, а Маньк…». Эту
героиню, говорила, прямо с меня списали. А от артистки этой без ума
была. А от образа поселкового алкоголика дяди Пети, просто таяла,
как снегурочка. Возможно, оттуда пошло у нее третье увлечение.
В сериалы бразильские нырнула с головой.
Каждую серию переживала не хуже героев. Были у нее любимые.
В сериале про двух сестер был такой Марио-космонавт, придурок из
рыбацкого поселка. Как она его жалела. И артиста запомнила. Как
увидит где, привет , Марио, говорит.
Еще был фильм о жертве любви. Там главная героиня, очень
понравившаяся Евдокие Петровне, познакомилась с мужчиной, моложе
ее. Вспыхнул роман. А дочь ее заревновала и отбила его.
Злости не было предела.
- Ах, зараза, - говорила, - Мать обидела, мужика увела. А потом,
довольная, на пляж пошла и на камень села. Русалка, е-мое.
В другом фильме, про биотехнологию, над той же артисткой и охала
и смеялась.
- Она, конечно, молодец, деньги из мужика хорошо выкачивает. Только
доводить-то зачем? Ведь, в возрасте уже. Так инфаркт схватить можно.
А то, достает, а как тот за сердце схватится, «ой, моему тигреночку плохо».
- Ты, хоть, иногда, выводы делай, - намекнул муж.
Но такие советы лишь попусту пропадали.
Снова «любимый» Марио объявился. «Надо же, а Каниту, оказывается,
проститутка».
- Ой, милый, восемьдесят три серии понять не мог, - зашлась
хохотом Евдокия Петровна, - Все тайно вздыхал.
- Иные и дольше понять не могут, - почему-то горько вздохнул муж.
А шли как-то вдвоем по городу, и навстречу вылитая Каниту.
В модных тогда, сетчатых блузке и юбке, туфлях на высоких шпильках,
накрашенная сверх чувства меры. Идет, слегка пошатывается.
- Глянь, - шепчет Евдокия Петровна, - А трусиков-то у нее нет.
- Какое твое дело, - смущенно произнес муж, - Может, ей так лучше, -
и проводил взглядом фланирующую стройную фигурку.
Нараспашку жила. Все наружу. Не умела в себе держать.
А кончилось все очередным гостем. Невидимкой в черном плаще.
Ни стука, ни звука. а открыла дверь, и стоит.
- Хорошо живешь? - только кивнула, - Со всеми ладишь? - словно,
онемела, - И муж пока еще любит? - отошла в сторону и в жизнь впустила.
Где у женщины голова?
