«Вотчина»
Летним, безупречно прекрасным утром, Алёне Юрьевне непонятно почему приспичило беспричинно пробудиться раньше, чем обычно, и, вопреки всяким позывам к «сладким потягушенькам», залеживаться в кровати размером с небольшой аэродром она не стала. Решительно и бодренько так совершила подъём, посетила bathroom и выскочила из своих личных апартаментов в три комнаты, как-то: спальня, рабочий кабинет и приёмная, дабы прогуляться по «Вотчине». Самое лучшее время, считала она, для медитации, углубления в себя с целью восстановления душевного здоровья, потраченного в городской деловой суете, пока все спят, пока не зашумела местная жизнь, не замелькали люди с озабоченными лицами, с их громкими разговорами, спорами и прочей шебутной сутолокой. Стояла удивительно красивая утренняя тишина, наполненная свежим ветерком и гармонией. Гармонией сельской, природной, при которой слышался только шелест листьев, поскрипывание стволов сосен, да щебет ранних пернатых.
Вот именно, прогуляться в одиночестве, а не пробежаться, как обычно, по натоптанной тропинке по всему периметру усадьбы с плеером и в наушниках на глазах обслуживающего персонала. Не то чтобы это её смущало, просто иногда хотелось уединения, тем более в своей загородной резиденции.
Вотчина – это её личная собственность, здесь она – барыня-государыня в одном флаконе. Ещё – это немалых размеров, почти в два га, огороженная часть суши с приличным омутом на самом краешке территории, в который впадает небольшая, без названия, речушка, а вытекает и вовсе ручеёк. Что интересно, омут устроили бобры! Да-да, это из-за их деятельности он и образовался, люди потом немного помогли облагородить. Приличный такой, в глубину метра три, довольно широкий «кусок» реки с медленным течением. Причём, как говаривал один известный авторитет от юмора: – «Рыба в ём была!».
Со стороны Вотчины вдоль реки деревьев было не очень много, с десяток берёз да несколько рябин. Если же углубиться на территорию участка, то будет видно, что деревьев росло гораздо больше, особенно хвойных. Сосны, лиственницы и ёлки – вот любимицы хозяйки. Преобладала разумная свобода пространства от насаждений, кустов (кроме единственной сирени) никаких не было, их терпеть не могли в этом доме.
Для строительства своей плотины бобры использовали деревья с другого берега, благо там было, где развернуться. Вдоволь росла осина и ольха, а чуть дальше от реки начинался настоящий густой лес с обилием различных древесных пород, также всяческих кустарников, трав, цветов и другой привычной лесу флоры и фауны. Конечно, это всех устраивало. Бобры не лезли на «барский» берег, да им и не было профита, ну а люди позволяли животным мирно соседствовать с ними.
Естественно, в Вотчине наличествовала и огромная теплица, куда уж без неё? Снабжала в летнее время здешних обитателей свежей зеленью, огурцами, перцами, томатами и всеми присущими для этой полосы выращенными на грядках без всяких там нитратов овощами. Она стояла поодаль, почти примыкая к внушительному ограждению участка, среди небольшого берёзового оазиса на расчищенной немалых размеров поляне, и к ней вела тропинка от отдельной калитки. В теплице прирабатывали по договору несколько женщин, жительниц ближайшей деревни, под присмотром Дмитро Лесоруба.
Лесоруб – рослый жилистый мужик неопределённого возраста с тёмной окладистой бородой и молчаливый, как валун в «Саду камней». Удивительно, но было в этом оазисе благополучия и такое место. Дмитро мастерски умел работать всеми орудиями труда от вил до скальпеля. Про таких в народе обычно говорят «две руки и обе правые ».
В начале освоения целины собирали все попадавшиеся крупные камни в одно место, потом нанятый специалист и его помощник возились с приладкой и сборкой, больше месяца колдовали над дизайном.
У них получилось довольно красивое, немного дикое, но привлекающее внимание любого, пришедшего сюда, оригинальное каменное чудо. Камни были плотно подогнаны друг к другу, а вверху, в центре, имелась большая выемка, наполненная землёй и уже заросшая причудливой высокой многолетней травой. Кое-где в промежутках среди камней, засыпанных землёй, дизайнер привил специально привезённый откуда-то мох. Тот охотно стал расти, придавая средневековую прелесть каменному ландшафту. Если бы ещё рядом строение в готическом стиле да пару пустых рыцарских «скорлупок», стоявших, опираясь на мечи, и всё!
Готовый фрагмент мрачного феодализма чистой воды, хоть кино снимай про Ричардов и Квентинов! Тут же присутствовал пруд с чёрной водой, вид у него был таинственный, даже зловещий и очень логично дополняющий данный пейзаж. Дно и берега пруда выложили те же умельцы из тех же камней, но для этой цели выбрали камни потемней. Одним словом, уголок этот отражал настрой некоего мрачного спокойствия и желания посидеть на здоровенной обтёсанной и уже потемневшей от времени колоде, уложенной на два валуна, и подумать о вечном и сокровенном. О том, как скоротечна жизнь, на что мы подчас тратим лучшие годы, нервы, здоровье и т.д. У «Черного пруда» замечательно было немного потосковать, повспоминать о взаимных обидах, ссорах, поругать себя, покритиковать окружающих тебя в суетном мире, с грустью повздыхать и перед уходом обязательно дать себе зарок кого-то простить, кому-то позвонить и с кем-то встретиться! Всё это происходило на подчёркнуто густом фоне растущих почти вплотную елок и лиственниц. От тенистости и уединения рождалось особое настроение, ибо место это для массового паломничества в силу мрачности своей и не предназначалось. Кстати, любой забредший сюда невольно ожидал появления героя той эпохи с песней о лилии и старом пруде, мелькания среди елок мушкетёрского плаща и блеска доблестной шпаги.
Очищенный и просветлённый, словно после посещения церкви, попавший по случаю на эту поляну, пусть то местный или праздный гость с одинаковым удовольствием потом спешил к солнечному и радостному настоящему, уже почти забыв, о чём метался в думах десять минут назад.
И, конечно, радовала своим ярким духмяным разноцветьем пара больших клумб. Ну как же, как же, не представляется красота природы на любом загородном участке без жужжащих пчёл, шмелей и порхающих красавиц бабочек. Здесь, на «Вотчине», вот на этих самых клумбах, на десятках различных ароматных медоносов и паслись раздольно разнообразные любители цветочного нектара. Одна яркая «заплатка» располагалась перед коттеджем, где жила хозяйка, другая – перед главным входом в небольшую двухэтажную гостиницу.
С другого берега, как мы уже знаем, омут подпирал разношёрстный и довольно густой лес. Он уходил вдаль и вправо на много километров, слева же, за небольшой проплешиной, стоял бор, за бором – луг, потом дорога, пастбище и далее протекала река Угра, неплохая такая речка! В её низовье, где она впадала в матушку Волгу, были замечательные рыбные места, кои очень любили навещать рыбаки, как местные, так и городские. Естественно, что кухня Вотчины была всегда с рыбой, свежей, солёной, копчёной, различных размеров и названий.
Наверняка, в своё время бобры оттуда и совершили вояж в здешний ручей, теперь с немалым омутом, хвала им за это! За Угрой же тоже стоял великолепный разнообразный лес, ревностно охраняемый от всяких коммерческих посягательств государством в лице местной администрации. Благодаря отдалённости этого лесного окружения от цивилизации, воздух здешний был особенно «вкусный», как приговаривали бывавшие здесь в гостях различные нужные люди.
С той же стороны, где радовала глаз цветами часть луга, склонявшегося к ручью, где-то через километр проходила сельская, непревзойдённо пыльная дорога, а вот за дорогой начинался и сам настоящий огромный луг. Время от времени на это зелёное пастбище вываливалась орда жвачных, и тогда оттуда доносилось мычание коров и жизнеутверждающий мат пастуха.
Но вся та сельская жизнь кипела далеко за пределами участка, а сюда не долетали даже кусачие слепни, эти обычные спутники многоголового рогатого сборища. С той стороны, как правило, не возникало никаких проблем и неприятностей, что являлось весьма ценным моментом для обитателей Вотчины, отдыхающих от городского бедлама и желающих только одного – покоя.
По-хозяйски поглядывая по сторонам, замечая плюсы, морщась от минусов, делая себе зарубки в уме для инструктажа своим работникам по улучшению, исправлению и восстановлению там-сям, того сего и третьего, «Барыня» тихонько подошла к своей любимой скамеечке, вкопанной специально для неё на самом высоком месте берега меж двух берёз. Она очень ценила эти утренние летние часы, любила понаблюдать в одиночестве за пробуждающейся природой, подышать свежим речным воздухом, тем более, это случалось не так часто, как бы того хотелось.
Вот и сейчас тихонько расположилась на любимой скамье и расслабилась, с интересом стала присматриваться к пробуждению местной фауны, забыв на время про дела и заботы.
Утром вода в омуте была особенно прозрачная у берега, на мелководье резвилась стайка мелких окуньков, далее наступала зеленоватая таинственная глубина, пробуждающая всяческие фантазии. Поднимающееся солнышко, тишина, пение птиц, красота! Хозяйка закрыла глаза, даже немного собралась помечтать, отмякнуть душой, уйти в нирвану…
Звуки! Посторонние звуки! Храп! Она даже не сразу сообразила, что ей мешает чей-то храп. Подавшись вперёд, Алёна Юрьевна внизу слева на небольшой песчаной косе увидела ноги. Да, две волосатые мужские ноги, белые, противные такие, а одна, вдобавок, в полосатом носке. Ну, знаете ли, это уже переполняет все запасы терпения!
Уже испытывая, мягко выражаясь, недружественные чувства к владельцу этих ног, она встала и спустилась к воде.
Ага! Оно лежало! Тело, тулово, как хотите это назовите! Лежало и, проза жизни, похрапывало уютно так на её песчаном пляжике, как дома, понимаете ли! Видимо, ему хорошо, тулову этому! Ну, а чего? Песочек мягкий, воздух свежий, никто не гонит, вот и расположилось удобно некое мужичонко на её территории, эвон качает, как сурок! Какая прелесть и слёзы умиления!
Распахнутая рубаха с оторванными пуговицами и непонятного цвета сытое пузечко, которое в силу ослабленного тенью от дерева солнечного освещения отдавало оттенком в розовый перламутр. Дополняли картину различные занятные детали: прилипшая к редким белесым волосам на груди осока, несуразные до колен семейные трусы, небритая физиономия, нос картошкой, волосы русые колтуном, засохшая тине на щеке. Да, ещё сидела на плече здоровенная стрекоза, при приближении хозяйки «коромысло» легко снялось и улетело.
Так, понятно! Сторожа Миньку – наказать, Лесоруба и Военрука – отчитать! На её земле всякая шлыгота дрыхнуть безбоязненно изволят, а хозяйка самолично должна «в ведоме быть и дозор держать»! Не бывать посему! Не барское это дело отчизну защищать, сейчас она устроит своим служивым подъём, спросит, как это сюда попало?
А кстати, действительно, как это сюда попало? Брезгливо глядя на далеко не образчик мужской доблести и облика, она невольно
