Мне много лет... Я часто вспоминаю слова из стихотворения Роберта Рождественского, которые любил повторять мой пожилой сослуживец, участник Отечественной войны — «И живу я на земле доброй за себя и за того парня». Память, Слава Богу, сохранила многие события, имевшие место в долгой и не очень простой жизни. Но, как это ни странно, место первой встречи с моей будущей женой Тамарой я вспомнил только несколько лет назад. Каждый день я смотрел на её фотографию, которая висит над моим столом и пытался ответить себе на вопрос: «Когда и где мы впервые встретились?». Но ответа на него очень долго не находил. Некоторые читатели наверняка удивятся: «Как это можно забыть первую встречу с будущей женой!?». Но на самом деле это было именно так…
Сколько раз я пытался вспомнить место, где это произошло, но не мог. В памяти всплывали разные варианты и обстоятельства первой встречи, но все они потом отметались, как ошибочные. Память у меня всегда была отличной! Но в старости прожитые годы долгой жизни дают о себе знать... О том, что мы встретились в декабре 1952 года я знал из своего стихотворения, которое написал в январе-феврале 1953 года и храню до сих пор. А вот место встречи вспомнить никак не мог. Постоянно копаясь в «закоулках» памяти, я, наконец, вспомнил, что встретились мы на остановке трамвая «Улица Правды». От остановки одна улица вела в сторону общежития пединститута, расположенного за парком имени Горького, а другая – к общежитию мединститута, в котором я жил до призыва на Военно-медицинский факультет. В общежитие пединститута я иногда ходил к своим землячкам одноклассницам на танцы.
Когда я пришел на остановку трамвая, там топтались, пытаясь согреться, несколько человек. В сторонке стояла девушка. Быстро темнело. Точное время я не помню, но было уже достаточно поздно. Освещена остановка была плохо. На столбе тускло светила одна лампочка. Было тихо, медленно падали крупные хлопья снега. Павильона, под которым можно было бы укрыться от снегопада, на остановке не было. Все мы постепенно стали напоминать снеговиков. Крепчал мороз. Я как-то сразу обратил внимание на большие выразительные глаза девушки, пушистые ресницы, тающие на них снежинки и румянец на щеках. Что послужило поводом для начала нашего разговора, кто первым начал разговор, и о чем мы говорили тогда – не помню. Может быть, о погоде или о том, почему так долго нет трамвая – не знаю. Девушка была одета в простое зимнее пальто, воротник которого был поднят, на ногах ботинки с меховой опушкой (тогда они были в моде), на голове шапка из искусственного меха. Подумалось: «И куда она едет одна поздно вечером?». Позже, когда мы познакомились с ней, она рассказала, что в тот вечер ехала на улицу Артёма в спортзал института на занятия в секции спортивной гимнастики.
...Наконец из густой пелены падающего снега появился старый дребезжащий и громыхающий трамвай. Я помог девушке сесть в вагон. Перчаткой стряхнул снег с её шапки и пальто. Она вежливо поблагодарила меня. Пассажиров в вагоне было всего несколько человек. Девушка сразу прошла к первой двери, а я остался на задней площадке вагона. Пожилая кондукторша, закутанная в платок, в валенках с галошами, рулонами катушек с билетами на шее, крепко прижимая сумку с деньгами к груди, дремала на своем месте. В вагоне был такой же холод, как и на улице. Тогда вагоны практически не обогревались. В трамвае мы с девушкой не общались. На какой остановке красивая незнакомка вышла, я не заметил. Окна вагона были замерзшие.
Почему я часто ездил тогда в тот район уже не помню. Через некоторое время я ещё несколько раз видел эту девушку с подругами на этой же остановке трамвая, но хорошо помню, что мы только посматривали друг на друга издали, но не разговаривали. Держались на дистанции. Мне казалось тогда, что она узнала меня. Поскольку, как правило, она появлялась на остановке с подругами, подходить к группе девочек я стеснялся. Нравы тогда были совсем другие, чем сейчас. Яркое впечатление тех мимолетных встреч с ней не стерлось, не потускнело. Напротив, образ прекрасной девушки приобрел в моих глазах новое очарование. Разговор между нами и её подругами состоялся, но случилось это значительно позже при следующих обстоятельствах.
Однажды, я и два моих товарища по факультету — Жора Денисенко и Борис Колотухин, на той самой остановке встретились с группой девочек, среди которых была и моя «незнакомка». Дело было этой же зимой. Быстро темнело. Одна из девочек, самая бойкая, подошла к нам и попросила проводить их до общежития. Борис поинтересовался: «С какого такого бодуна мы должны вдруг провожать вас?». «А вот с такого… К нам постоянно пристают курсанты училища. А если мы будем идти с вами – они нас не тронут» - ответила она. Нам стало жалко девчонок, и мы согласились проводить их. На этой улице, ведущей к общежитию пединститута, недалеко от трамвайной остановки, было военное училище. Когда студентки после занятий вечером шли мимо контрольно-пропускного пункта (КПП), курсанты, а их к этому времени там собиралось много, выходили на улицу и начинали приставать к девочкам, стремясь завязать знакомство. Освещался только вход в КПП. Приставать к девочкам, идущих с молодыми офицерами лейтенантами медицинской службы, курсанты не решились, хотя человек десять уже толпились у КПП. Дорога к общежитию пединститута (слева был заросший бурьяном и кустарником овраг, а справа за высокой оградой тёмный парк имени Горького) практически не освещалась, и девочки побаивались ходить по темной улице. А прохожих на этой улице в вечернее время, как правило, было мало или не было вообще. Улица почти всегда была пустынна. Жилых домов рядом с общежитием пединститута было всего два или три.
По дороге мы разговорились с девчонками и практически все перезнакомились. Вот тогда я осмелел, решительно взял «незнакомку» под руку, и мы познакомились. Я рассказал о себе, узнал, что зовут её Тамара, что учится она на факультете дошкольного воспитания. В Харьков приехала из Курской области. Из остальных девочек я запомнил только Люду Сахно. ...Кстати, Люда потом вышла замуж за Жору Денисенко. Через много лет я встретился с ними на космодроме Байконур. Жора служил в военном госпитале на основной площадке космодрома...
Мы проводили девочек до входа в общежитие. Немного постояли с ними, о чем-то поговорили, пошутили, посмеялись. Перед тем, как мы собрались уходить, кто-то из них попросил нас (шутя или серьезно) встречать их, при возможности, на остановке трамвая и провожать мимо КПП училища. Потом несколько раз мы действительно встречались на остановке и провожали их, причем происходило это абсолютно случайно. Специально приезжать на эту остановку, чтобы сопровождать студенток мы не могли. Девочки поинтересовались, почему мы не приходим к ним на танцы и пообещали, что готовы встречать нас в вестибюле общежития и провожать в танцзал. Хотя я раньше, когда был студентом мединститута, приходил в общежитие пединститута к своей школьной подружке Лиле Романовой и своим одноклассницам на танцы. Жора и Борис с удовольствием приняли это приглашение. Пропускной режим в общежитии в те времена был очень строгим. Старушки вахтерши пропускали в танцевальный зал только приглашенных мальчиков, которые толкались в вестибюле пока за ними не приходили их подружки студентки.
Некоторое время спустя я пытался ещё ближе познакомиться с Тамарой при случайных встречах, но она держалась от меня «на расстоянии». Однажды на танцах я все-таки решил пригласить Тамару на танец (разумеется с разрешения Лили). Кроме танго и фокстрота танцевать другие танцы я не умел. А два этих танца я освоил еще во время учёбы в школе в нашем Доме Культуры. Там нас никто не учил. Мы с ребятами просто повторяли движения танцующих пар. Естественно, девочек тогда мы не приглашали. Тамара согласилась на танец со мной и подсказывала какие движения я должен делать. Во время танца мы беседовали на отвлеченные темы. Короче, говорили обо всём и ни о чём…
Потом на танцах я стал приглашать её все чаще и чаще. Особенно когда мою подругу Лилю на танец приглашал кто-то из ребят. Тамара ни одного раза не отказала мне. Она стояла перед моими глазами все время. Я постоянно думал только о ней. Наверное, еще тогда Лиля заметила мой повышенный интерес к Тамаре, но виду не подавала. Со своими девочками землячками из Корочи я танцевал тоже, но гораздо реже. У них были свои партнеры. Меня, как всех влюбленных, потянуло на поэзию, и я написал лирические стихи. Тамара прочитала их только через некоторое время, когда мы уже хорошо знали друг друга. Они понравились ей, и она забрала у меня этот лист в клеточку из школьной тетради.
...Кстати, хранила Тамара мои стихи вместе с документами всю жизнь. Иногда, перебирая архив, она находила мое стихотворение. При этом на лице у неё появлялась улыбка. Она читала его и молча, и вслух. Заставляла читать меня. Иногда спрашивала: — Неужели ты действительно тогда так сильно влюбился в меня, что даже начал писать стихи? Подлинник стихотворения до сих пор хранится в моем архиве. Я несколько раз пытался переписать и даже отредактировать стихотворение, но Тамара не разрешала: — Пусть останется именно этот вариант, написанный твоей рукой… Так и хранится первый вариант уже 68 лет… *** Я давно мечтал о нашей встрече И она пришла сама собой, В тот декабрьский тихий вечер Мы впервые встретились с тобой.
Нежно улыбнулись милые глаза, Темные, глубокие, как море, Те, в которые я так давно влюблен – Может быть на счастье, Может быть на горе.
Те, из-за которых сердце так болит, Те, что не дают покоя мне – И, уж если откровенно говорить, Слишком часто снятся мне во сне.
Ты, пойми! Ну, что это за дело? Сердце стонет – не могу унять – Значит надо что-то делать, Что-то надо предпринять...
г. Харьков, 1953г. январь – февраль
Вернёмся в 50-е годы... Однажды в субботу или воскресенье я ждал в вестибюле общежития свою подругу Лилю. Пройти на второй этаж, в читальный зал библиотеки где были танцы, без приглашения девочки, было невозможно. Старушки вахтерши следили за этим очень строго. Пожалуй, именно тогда я понял, что влюбился окончательно, увидев Тамару. Она поднималась на второй этаж по лестнице и так посмотрела на меня и улыбнулась, что забыть эту улыбку и какие-то необыкновенной красоты выразительные глаза,
