Я не могла его описать, я не могла его даже вспомнить. Если бы меня расспросили, я сказала, что он сиял как Аполлон, не давал разглядеть ни одной человеческой черты.
- Он похож на барашка Шона из мультфильма. – со смехом сказала Машка, моя подружка еще с первого класса, с надколотым, после моей подножки, передним зубом. Я не простила сравнения, и, много позже, переспала с её парнем, на дне рождения, пока именинница отсыпалась пьяной на втором этаже громоздкой советской дачи. Тогда я прислушивалась не к себе, а к звукам вокруг – скрипу вытертого дивана и глухим ударам осыпающихся под сентябрьским ветром яблок в саду.
Аполлон был так прекрасен, и я не знала, что делать в его присутствии. Мучило его невнимание, сталкиваясь на лестнице колледжа, он смотрел сквозь меня как рентгеновский луч, преодолевающий плотность человеческого тела. Терзало и его внимание, он неожиданно коснулся моей руки, и я почувствовала, как тело наливается мощью и упругостью женщины, но что с делать с новой силой я тогда не знала.
Я вообще не знала, что делать с ярким чувством, в нем не было ничего земного, настолько отрешенной мне казалась его красота, насколько отделенной от той юношеской угреватой неуверенности, часто прикрытой хамоватостью, что была у других сверстников.
От пленял удивительным запахом, я долго думала, что он напоминает и ответ пришел, когда я каталась на санях в заснеженном парке, в толпе визжащих детей. Гнедой конь, заведя голову вбок, сверкнув черным антрацитовым глазом, подсказал мне решение. Аполлон приносил с собой запах конюшни с непокорными жеребцами, гниющей древесины заброшенных домов и старой лежалой соломы.
Мир, из которого он приходил был слабо представим для меня. Я даже боялась думать о его масштабе и красоте.
Однажды, после, прогулки в парке, где все мы, из нашей группы в колледже, кидались намокшей осенней листвой; он вдруг выдернул меня из толпы, и прижав к черепичной коре старой сосны попытался поцеловать.
Я как Персефона, объятая непонятным мне чувством сопротивления желаемому, оттолкнула Аполлона. Он зачем-то крикнул мне вслед, что боится летать на самолете.
Больше мы не встречались. Я искала его отражение в других мужчинах, но находила или запах конюшни или старой домашней трухи или соломы. Но никогда эти запахи не жили вместе в одном человеке.
Помять о нем не угасала, часто во сне он приходил в образе темного жеребца, но я упорно пугалась и наше сближение так никогда и не состоялось.
В очередном сне, уже в человеческом виде, он позвал меня в деревенский дом, с осевшей крышей и темными провалами окон. Я поняла, что это за дом, куда из него ведет путь и отказалась.
- Помнишь, своего Аполлона? – спросила располневшая от третьих родов Машка.
Я насторожилась, и неопределенно пожала плечами в ответ.
- Он еще летать боялся и всем это внушал. – она пристально посмотрела мне в лицо, надеясь прочитать чувства. - Прикинь, свалился в шахту лифта. На стройке. Лифта не было вовсе, просто колодец. Не знаю, что уж там. Но полетать ему все же пришлось. - она засмеялась и ямочки на ее щеках сделали лицо кукольным, а золотой зуб показал себя между пухлых губ.
- Не, не помню, я мало кого помню…
В темном провале окна, снаружи, на подоконнике, скопился толстый пушистый слой снега, весь город ожидал Новый год и переливчатые огни наряженных уличных елок сверкали далеко внизу.
