a
теплыми, как снег, губами бить по кожаной воде потока, наплывающего изо рта, приколачивать к бессилию заветное слово всех ленивцев – глубокомысленное «так!..», думать, что запах живой рыбы весьма добр, а в его толще – ватная преграда, где стилет обоняния мягко утопает, и, наконец, ощутить в клоаке бессознательного, как тревожное тельце ума сокращается и распрямляется – это мышца-моллюск
b
соглашусь, визионерство пламенно и наглядно в этом спирту: аквариум планет, гибкая дама в целомудренно-откровенном одеянии, вроде платьев на часословах переспелого средневековья, сквозь плоть и ткань звездой Бетельгейзе кровянится фонарь мочевого пузыря, в который раз у меня все получается навыворот, ведь это я, а не она, должен ошеломительно выходить из гниющего болота, она же – встречать с вином и отменной закуской на берегу, и единственная круглая сущность здесь – моя голова, ибо земля – отнюдь не шар, как давно доказал перипл Ганнона
c
и далее, сновидение насилует меня, подгоняя к ужасной школе по улице, что напрочь забыта – кроме пыльно-сиреневого пальца водонапорной башни, заметим, что на всех Садовых улицах всех городов блистательно обнулены какие-либо намеки на сады, все-таки поразительно, как во сне восстанавливается полнота – вплоть до хрустящего рисунка кирпичей забора
d
но тот поезд, где потроха вагонов янтарны, проглотит, если захочешь, свой хвост на какую-нибудь нескончаемую череду лет – поверь, от него не убудет
