«Единственным чувством, какое могло бы существовать
между человеком и природой, если бы вообще между ними
могло существовать какое-нибудь чувство, —
была бы ненависть»
К. Тетмайер
Жизнь в лесу не замирает с наступлением сумерек. Для многих его обитателей это самое начало дня, когда можно без опаски покинуть свои норы, дупла и гнёзда. А в прежние, давно-давно прошедшие времена не только звери, птицы да разные малые твари составляли лесное население. В ночные часы появлялись создания совсем иного рода. Теперь их уже не встретить, но в том далёком прошлом они были весьма распространены. Их называли «нечистью», однако едва ли они заслуживают этого наименования, поскольку ничего такого, чего ни вытворяли бы люди, не совершали. Не подходит к ним и прозвище «нежити», ибо они были такими же живыми, как и все прочие. Иначе б в таком случае не вымерли. Просто сама природа этих существ была слишком отлична, что ставило их как бы вне нашего мира. Хотя, по правде, они были такой же неотъемлемой его частью, как и люди, даже поболее, ибо появились задолго до людей. Несмотря на всё свое своеобразие, многие из них были человекоподобны и при том наделены разумом, не уступающим человеческому. Другие скорее походили на зверей. Большинство из этих существ было безобидно, но встреча с иными могла стоить жизни. Впрочем, даже тогда, в ту далёкую, давно-давно прошедшую эпоху встретиться с ними было не так-то просто. Помимо тёмного времени суток они ещё и предпочитали селиться в самых диких труднодоступных частях леса.
Особенно облюбовали нежити окружённую непроходимой чащей опушку. Нога человека никогда сюда не ступала. На много вёрст вокруг не было иных троп, кроме звериных. Только огибавшая опушку болотистая речка могла указать к ней путь. Но и та служила ещё одной преградой, поскольку проплыть по ней было невозможно. Если лес уподобить живому существу, то это было его сердце. В определённые ночи здесь появлялась нечисть всех родов и видов. Вот и сегодня, хоть и не было полнолуния, их собралось что-то чересчур много.
Самые фантастические персонажи сказок, легенд и мифов предстали во плоти. Тусклый свет полумесяца выхватывал из мрака причудливые очертания и ещё более необычные физиономии. Кого здесь только ни было.
Скрючившиеся, покрытые мхом, с грибами вместо ушей кикиморы. Косолапые, косматые вурдалаки с длинными жёлтыми выступающими над верхней челюстью клыками. Напоминающие полуразложившиеся трупы упыри. Прибегали необыкновенной величины волки. Перепрыгивая через пень, они оборачивались звероподобными людьми. На мётлах и иных приспособлениях из домашнего инвентаря плавно приземлялись слетавшиеся со всех сторон ведьмы. К слову сказать, никакие не старухи, а весьма соблазнительные, пышущие девичьей красотой особы. К берегу в сопровождении зелёноволосых грудастых русалок подплыл Водяной. Такой, каким его обычно и изображают — с широкой бородой из водорослей и могучим чешуйчатым торсом — настоящий Водяной. Были и создания, никем никогда не виденные и потому никак не описанные. Следом за упырями ползли огромные желеобразные сгустки слизи. А в ораве неотличимых друг от друга вурдалаков выделялось нечто, и ростом, и страховидностью превосходившее всех прочих. Его непропорционально длинные руки или, скорее, передние лапы толщиной были с доброе дерево. Над клыкастой пастью и сплющенным обезьяньим носом светились два жёлтых огонька глаз.
Председательствовал на этом собрании Леший. По-разному его себе представляли люди. В иных сказках он вообще фигурировал как скачущее на одной ноге одноглазое чудище. По виду же это был обычный человек. Только кожа его отливала необычными цветами, и волосы больше походили на раннюю весеннюю поросль. Хотя заметны эти особенности становились лишь по достаточном к нему приближении.
Когда поляна окончательно заполнилась, окрестности огласил дикий ор. Человекоподобные и зверообразные рычали, выли и стонали. Каждый выражал себя как мог. И вопли эти определённо отдавали сердитыми нотками.
Дождавшись, пока все вдоволь навоются, Леший постучал корягой по пню. Переняла ли нечистая братия этот обычай у людей или, наоборот, но жест подействовал. Тут же все замолкли. Одни русалки не могли угомониться. Брызгаясь и хихикая, они в шутку подтапливали друг друга, так что Водяному пришлось для острастки цыкнуть на них, впрочем, с напускной строгостью. Теперь уже всё окончательно затихло.
Леший внимательно прошёлся взглядом по лицам, мордам и, в случае со слизью, верхним частям тела. Сперва он поздоровался с главой эскадрильи ведьм, на вид самой молодой из всех.
— Твои все прилетели?
— Все. Все, что остались,— неожиданным диссонансом прозвучал хриплый старушечий голос из полных чувственных губ.
С тем же вопросом Леший обратился к Водяному.
Но ответить ему было не так то просто.
Русалки снова разошлись. Из озорства они норовили поменяться местами, всячески затрудняя какой-любой подсчёт. Лишь после нового окрика русалочьё затихло.
— Чего расшалились, будто полнолуние, — проворчал Водяной.
Однако и теперь, наведя порядок, он всё равно кое-кого не смог досчитаться.
— А Ныркун? Ныркун где?
В этот миг вода забурлила, и из облака пузырей образовалось чешуйчатое пучеглазое существо, в отличие от русалок не имеющее в своём облике ничего человеческого. Более всего оно смахивало на сома, но едва ли то мог быть сом, если только какому-нибудь из них не удалось отрастить себе пару рук.
— Забыли про меня, — обиженно надуло губы чудище, — конечно, этим пигалицам всё внимание.
— Молчал бы. От тебя, кроме пузырей, никакой пользы. — осадила его одна из русалок.
— А кто двух мужиков прошлым летом утопил. Кто их водоворотом затянул?
— Да они ж пьяные были! — возразила ему русалка.
— Да ещё какие пьяные. — поддержала её другая.
— Всё одно, без меня они бы ещё вполне выплыть могли. — не унимался Ныркун. Задета была его профессиональная гордость.
— Двоих сгубил. Эка важность! Я в прежние года по десять за лето топила.
— Конечно, титьками их своими заманивала.
—Так вот ты чему завидуешь. Грудям нашим?
Не только русалки, но и большая часть присутствующих прыснули со смеху. Не найдя, что ответить, Ныркун по самые глаза скрылся в воде.
— Тише вы! — Леший как председатель собрания вынужден был вмешаться.
— Цыц! — рыкнул Водяной.
— И вправду не полнолуние сейчас. По серьёзному поводу собрались. — с укоризной добавил Леший. — Брали бы пример с оборотней.
Звероподобные люди или, скорее, двуногие волки были самыми дикими на вид, но почему-то именно они демонстрировали больше всего порядка. Выстроились ровными рядами, не выли, не рычали. Сказывалась, видать, капля человеческой крови в их нечистой природе.
— Так, оборотцы, где ваш Пастух?
Шеренга полулюдей-полуволков как по команде расступилась, и вперёд вышел седой согбенный старик с кустистыми бровями и длинными ниспадающими на сутулые плечи волосами.
— Своих я всех привёл.
— Маловато вас осталось. — сочувственно покачал головой Леший.
— Нелегко нынче волком быть. Совсем затравили нас.
— Ничего, скоро мы им отплатим, за всё отплатим.
Утешив старого оборотня, Леший продолжил осмотр.
— Кикиморы здесь?
— Здесь, здесь,— завопили мухоморихи.
— Упыри пришли. Молодцы. Вурдалаки, я вижу, тоже здесь. И Трупоглот с вами. Спасибо, что его привели.
Следующими, к кому обратился Леший, были слизни. Только их он ни о чём не спрашивал.
—Так, болотняки, встали бы вы против ветра, что ли? А то несёт, не продохнуть. Тут не все к такому привычные.
Совет был дан вовсе не от брезгливости. Слизней окружал стойкий характерный аромат, весьма схожий с запахом болотных газов. Многим от него было явно не по себе. Ведьмочки демонстративно морщили и затыкали прелестные носики. В первую очередь они были женщинами, а уж потом нечистью. Хуже всего приходилось оборотням, обладавшим чутким звериным обонянием.
Слизни-болотняки не имели внешне различимых органов для общения, но речь они каким-то образом понимали. Трясясь словно заправское желе, они отползли в сторону.
Ещё раз оглядевшись, Леший довольно кивнул.
— Вроде бы, все. Никого не забыл?
— Мы-ы. Мы здесь. — раздался за его спиной хор скрипучих, шипящих, клокочущих голосов, не привычных к связной речи.
— А вы ещё кто такие, — удивлённо обернулся назад Леший.
Оторвавшись от деревьев, перед ним материализовались четыре фигуры.
— Веткарь.
— Шишкарь.
— Листовик.
— Корневик.
Отрапортовали они.
Имена вполне соответствовали их сущности. Один был точно сплетён из веток. Второй напоминал ожившую, в человеческий рост куклу из шишек. Третий был как неправильной формы куст. Ну а четвёртый походил на огромную корягу.
— Хорошо. Теперь уж точно все в сборе. Все, что ещё живы. — Леший откашлялся. — Лесные мои братья! Вы знаете, почему я собрал вас. Весь лес ропщет. Негодует. Ото всех сторон, от каждого дерева, с каждой ветки, из каждого дупла несутся жалобы. Нужно быть глухим к чужим страданиям, нужно быть человеком, чтобы не замечать этого. Наших собратьев изничтожают! Деревья вырубают. Зверя убивают.
Речь Лешего нашла самый горячий отклик. Взволновался даже степенный Водяной.
— Мало того, что рыбу вылавливают, так ещё озёра и реки запакостили. Совсем невозможно жить стало. Как потеплеет — всюду сети их. Я уж их рву, рву. Так они новые закидывают. Не поплаваешь спокойно.
Ему вторили русалки.
— Девушки от неразделённой любви совсем топиться перестали. Одни только пьяницы.
— Выплывать к берегу опасно стало.
— А нам?! Нам-то каково?! — наперебой затараторили ведьмы.
— Мы столько от них настрадались, столько натерпелись!
— Хуже всего нам приходится! Ведь рядом с ними живём. Как заболеют или родится кто, они тебе «Бабушка, помоги», «Благодарствую, бабушка». А как что не так сразу «Сгинь, проклятая», «Сдохни, ведьма». Как что у них случится, нас всегда обвиняют. Будто мы во всех их болезнях и несчастьях виноваты. И сжечь могут, и всё что угодно.
Засипели о своём упыри.
— А мы?! Нам разве легче?! Дожили, на нас охотиться начали! Поспать приляжешь, так тебе кольев в сердце набьют. Где это видано, чтобы люди упырей убивали?! Мы уж и кровь боимся пить. Вурдалаки, подтвердите. Так или не так?
Вурдалаки в знак согласия завыли нечленораздельно, но жалостливо.
— Понятно. — прервал их своеобразную песню Леший. —А оборотни что скажут?
Старый оборотень выразительно покашлял.
— Тихо! — прикрикнул один из ближайших к нему волков. — Пастух будет говорить.
— Я уже очень стар... Кхе-кхе... Очень стар...
Последовавшая за тем пауза была сделана отнюдь не для театрального эффекта. Оборотню из-за одолевавшей его одышки тяжело было говорить.
— ... Много лет я прожил... Очень много... Много полнолуний повидал...
Пауза
— ... Много охот... так давно я был молодым...
— Мы знаем, что ты стар. Поближе к делу, пожалуйста.— прервал его Леший.
— Да... Кхе-кхе... Я стар... И помню те времена, когда люди ещё уважали лес и нас, его обитателей, его хранителей. Они ещё боялись. Только страх люди и понимают. Раньше даже дубравам поклонялись.
Встряли неугомонные русалки.
— А Иван-Купала? Всё же для нас было. И песни про нас пели, и сказки рассказывали.
Снова
