На антресоли, в футляре неслышно спит скрипка. Уже двенадцать лет, с тех пор, как игравший на ней отец покинул нас, уйдя в лучший мир. Иногда я достаю футляр, открываю его и бережно беру скрипку в руки. Почувствовав тепло моих рук, она вздрагивает от неожиданности. Струны ее отзываются еле слышным звоном, с нетерпением ожидая забытого уже прикосновения смычка. Но… я не могу оправдать ее ожидания. Не научил меня отец игре на этом прекрасном инструменте. И не потому, что он или я не хотели этого. Врожденный недостаток не дал мне шансов научиться играть. Мой сын, несмотря на отличный слух, просто не проявил интереса к игре на скрипке. Гитара оказалась намного ближе. Хотя его, как и меня, берут за душу скрипичные концерты, например, Вивальди. Да, наверное, любая живая душа не сможет остаться равнодушной при чистых, прозрачных и светлых звуках скрипки, поющей под пальцами талантливого музыканта. Поющей, как ни один из множества инструментов, сотворенных человеком.
Согрев скрипку, я бережно укладываю ее вновь в футляр. И верю, что ее час все же настанет. Придут в этот мир еще не родившиеся внук или внучка, которых потянет к инструменту. Потянет всей душой. И звонкий голос спящей ныне скрипки вновь польется в этот мир, делая его пусть хоть чуть, но светлее и чище. Ведь богатство звуков так дорого, но дается нам совершенно даром. А пока… Спи, скрипка. Ведь каждому отмерен свой час. Время разбрасывать, и время собирать камни. Время петь, и время молчать. Потому, что ничто не вечно под Луной. Кроме музыки.
