Но вот наступил седьмой день…
Ребята решили передохнуть. Не в смысле посубботничать или пошабашить, а отдохнуть чисто по-русски: культурно и с удовольствием.
Иннокентий предложил на выбор Публичку или Оперный.
При слове «Оперный» Владимир скривился.
– Там даже влюблённые не бывают! – аргументировал он свой отказ. – Ни одной надписи на лавочках! Сидишь, как дурак, почитать нечего! Это ж где такое видано, чтоб лавочки – и без надписей?! Лишь в пустом фонтане «Лиля, я люблю тебя». Что за культурка такая убогая? О любви своей надобно везде следить! Помню, вот… – он мечтательно закатил глаза. Ребята смотрели на него с завистью, но всё ж таки ждали конкретных предложений.
– Только Органный зал! – категорически предложил он.
– Там же ремонт!
– Поэтому и предлагаю! Сквер там замечательный, посидим, расслабимся, поразмышляем о бытие…
– Нет, – подумав, дал отлуп Сашка. – Нельзя тебе пока светиться в городе. Бережёного Бог бережёт. Я предлагаю – по грибы!
– Какие, к лешему, грибы в конце июня?!!
– Да всякие! Коровники, свинушки… заячьи уши, свинорылы, синявки… А сморчки?! В Парагвае они уже попёрли, до четырёх килограммов вырастают в это время! Мы что, хуже Парагвая?!
Нет, конечно, согласились все. Куда там Парагваю до России! Но тащить, обрабатывать, готовить, а, главное, есть четырёхкилограммовые грибы не хотели.
– Ну что?.. Тогда скромненько?.. Здесь посидим, «пулечку» распишем?..
Вот это устраивало всех. Даже Тяпу, домоседку и чистюлю. Лесные блохи и клещи её пугали. А слушать в Оперном, как сопрано во втором акте фальшиво берёт на грудь до-диез вместо необходимого ре, – ей не позволял тонкий собачий слух.
Вот «пулька» – это дело… «Пулька» – это горка свежего мяса в миске у дверей, чтоб не путалась под ногами и большая-большая косточка с хрящиками! Намного больше, чем зарытая у дома в прошлом году про запас. Тяпа очень доверяла хозяину в этом вопросе, а тот утверждал: «Запас ни в коей мере не влияет на сохранность организма!»
…Под вечер (темнело уже) в окошко, занавешенное плотными жалюзями кто-то тихо постучал условным стуком: «филимончики… унесло… как дела»…
– Кто-то кого-то ждёт? – Александр вопрошающе посмотрел на всех поверх карт. –Вовка, тогда в сортир… Кеша, приготовь шокер. Тяпа, внимание! – Он положил карты и пошёл открывать.
На пороге стоял жующий что-то Малышенков.
– Я так и знал, что вы все здесь! – радостно заявил он, проходя без приглашения. – Как чувствовал!.. Чего это у вас?.. Ого, кириешки! Солидно! – Насыпал себе горсть. – Ты хоть за стол пригласи, хозяин тоже… – Попутно плеснул в свободный стакан пива. Плюхнулся на диван. – Новости есть! Зови Вовку, говорить буду!
Кеша пододвинул ему нарезанные под водочку маринованные огурчики.
– Новости – закачаешься! – он в ту же, из-под пива, посудину плеснул себе «Немировку», с удовольствием выпил и закусил огурчиком. – Вот жара! Взмок весь, пока до вас доехал! Говорят, через неделю до тринадцати снизится!..
– Саша, – Жедяев, не поднимая головы, медленно собирал ненужную уже колоду карт. –А как ты узнал, что мы здесь обитаем? – и посмотрел на Иннокентия.
Иннокентий выпучил глаза и отрицательно замахал головой. И по этим выпученкам было ясно: не врёт! Не виноватая он, Малышенков сам пришёл! Жедяев перевёл взгляд на Малышенкова. А тот, будто и не слыша вопроса, наливал и пил, накладывал и ел! И лишь по левой ноге, нервно отбивающей простенький этюд то ли Гедике, то ли Черни заметно было, что он нервничает. И будто бы незаметно для окружающих расстегнул пиджак.
Тяпа напряглась. Стрелялки она не переносила ещё со времён «DOOM»а.
– Ну, так всё-таки?.. – Жедяев не отрываясь смотрел на тёзку.
– Ох, Сань! Тебя бы к нам на работу! – натянуто рассмеялся тот. А руки уже отставили снедь и питие в сторону, и правая потянулась во внутренний карман пиджака.
– Руки-то, Саш, опусти, опусти на стол! – повысил голос Жедяев.
А тот всё продолжал подсмеиваться, и рука всё продолжала путь к карману!
– Кеша! – крикнул Жедяев. Тот, стоявший чуть позади Малышенкова, выхватил электрошокер и ткнул Малышенкову в загорелую шею.
Но в шокере разрядился конденсатор.
А майор в отставке, покосившись на Кешу сатанинским взглядом, всё смеялся и тянулся!!!
Иннокентий размахнулся и треснул тому шокером по затылку.
Саша замолчал и обмяк. Веки смежились. Руки его завернулись хозяйственным Иннокентием за спину, и он уткнулся в тарелку с огурчиками.
Подскочил Жедяев, помог оттащить тёзку на диван.
– Вовка! – заорал он испуганно. – Вовка! Воду тащи!
Прибежал Владимир с ведром воды.
Александр почерпнул кружкой, набрал воды в рот и дунул на лицо Малышенкову. И только после этого увидел синюю ведёрную надпись «ДЛЯ МУСОРА».
– Вы здесь… без меня… – бросил он на ходу ребятам и исчез в коридоре.
– Чего это он? Дурно стало, что ли? – проводил его взглядом Кеша.
– А ты вот попробуй друзей пытать – не так ещё поплохеет! – Владимир деловито бил Малышенкова по щекам. – Вот тебе, подлец, вот! Вот тебе!
– Мы чего, пытать его будем? – Кеша испугался.
– А ты как думал? Чикаться с ним будем? Я вот никогда не чикался ни с кем! И не знаю, как это… Вот тебе! Вот! – продолжал он хлестать Александра. Щёки того тряслись и розовели. Он, наконец, открыл глаза. Оглушительно икнул. И ещё раз оглушительно икнул.
– Ох у тебя и селезёнка! – восхитился Владимир. – Болит, что ли?
– Да хрен с ней, с селезёнкой с этой, – Малышенков попытался сесть, но мешали связанные сзади руки. – Главное – глаза фокус поймали. Кто это меня так? – Снова икнул.
Кеша потупился.
– Я нечаянно… Я потише хотел. Давайте, я Вам водички дам. Надо пить вот так, – он показал. – Вытянуть шею с головой, а руки за спину… И тянуть губами воду из стакана… Икота проходит за минуту!
– Жрёт всё подряд – вот и икота! И хлещет, как сапожник! Тоже мне, служитель Фемиды! – бросил Вовка недовольно, закурил. – Лечи его ещё здесь за бесплатно, ладони травмируй…
– Ну, ты у меня ещё… – Саша не успел ответить. Кеша пригнул его голову и подсунул кружку ко рту.
– Фьють! – вдохнул тот в себя воду.
– И ещё! – Иннокентию понравилось быть эскулапом. – А пиджак-то у него – как у меня! Один в один! Восемьдесят пятого года рождения! В шкафу висит, как новенький! – в минуты водопоя говорил он Владимиру. – Сносу нет! Пять раз одевал – как новенький! Ну, что, помогает? И последнюю: за маму…
Вовка позавидовал ребятам: у него был 83-го года… И вдруг увидел синюю надпись на ведре. Разогнал табачный дым перед лицом. Тихонько, ногой задвинул ведро за диван. Посочувствовал Жедяеву. И – с запозданием – Малышенкову.
– Что здесь случилось? Чего орали?
– Так это… Александр Анатольевич приказал!.. Он в карман полез… А он говорит: «не лезь!» А он лезет! Ну, и поругались… А конденсатор сел…
Владимир понимающе кивал головой и ждал Жедяева для словесного перевода на русский.
Тот появился с шумом, отфыркиваясь и вытирая мокрую голову белым вафельным полотенцем с чёрными инвентарными цифрами. Издали показал Володьке громадный кулак, налил стопку водки и выпил для дезинфекции. Интеллигентно понюхал огурчик на вилочке. Сурово кашлянул.
– Ну, приступим…
Поёрзал на стуле.
– Ну, чего там у тебя в кармане, Сань? Только не ври! Знаешь же, что обыскивать не будем, говори сам.
– Дурак ты, тёзка, и уши у тебя рыжие! – принялся ругаться оклемавшийся Малышенков. – Не выслушал ничего, а по башке бьёшь! Чего по башке бьёшь, других мест нет?
Жедяев отрицательно покачал головой вскочившему с готовностью Иннокентию и продолжил слушать задержанного.
– Тащишь им данные, понимаешь, а тебя ещё и в плен берут! Хуже копрофилов стали, честно слово!
– Сашь, опять получишь!
– А ты не пугай, не пугай! Всех не запугаешь!!! – с надрывам продолжил Малышенков. – «Копрофилы» за мою голову – это ещё мало сказано! Пенька и ворвань вы, вот что я вам скажу!
– Уже сказал, – согласился Жедяев. – И откуда узнал, что мы здесь, – тоже скажи…
– Корячишься здесь, силы тратишь, время… – продолжал бухтеть Малышенков. – А здесь – бац, вторая смена, инвалидность заказывай! Совести у вас нет, мужики. «Как узнал, как узнал»… Секрет Полишинеля, тоже мне… Каждый день с полной сумкой сюда прётся… Не загорать же!.. Зама вместо себя на фирме оставил… Дома ночует от случая к случаю…
– Так ты следил за мной?!
– Не следил, а охранял дурака! Ты же ничего не объяснил! Попросил Вовку официально утопить – и всё! А я, когда номера пробил, – за голову схватился! Кирдык, думаю, ребятам! Спасать надо! Эти люди по-человечески с ними разговаривать не будут! Да развяжи ты меня, в конце концов!
– Развяжи его, Иннокентий.
– В детстве не наигрались, – бурчал Малышенков, разминая кисти. – Вот каждому бы по черепушке… Посмотрели бы… Чего, болезные, головами киваете? Совесть надо иметь! А то ведь не посмотрю, что вас трое! Вдарю ближнему промеж глазёнок – мало не покажется! Будет неделю бодягой отмачивать! Но-но! Тпру!!! Стойте, где стоите! Это ж я для наглядности! Те ещё круче говорить будут! Я говорю: стоять!!!
Жедяев обратно уселся в кресло.
– А ты тоже полегче… со словами-то… Без тебя пуганые. К делу переходи.
Малышенков подсел к столу. Покосился на бутылку. Отодвинул её в сторону, смахнул крошки со стола. Листки из кармана доставал двумя пальцами, откровенно насмехаясь над ребятами. Но те на него не смотрели. Смотрели на листки.
– Ну?..
