- Ой, смотри, Викула! Накличешь беду на свою буйну голову! Враг-то силою силен да и хитростью хитер. Ты бы силушку-то поберег. А то только и знаешь, что ночами бражничать да по девкам распутным шастать.
Так поучал молодого ратника Викулку старый служивый Никодим. А и то правда. Давно нужно было гуляку призвать к порядку!
Молод Викулка, кулака вражьего не нюхал, и потому все казалось ему – трынь-трава.
По праву своего рождения, как любой из нашего племени, Викула сызмальства носил золотую кольчугу. Такой доспех матушка с батюшкой каждому новорожденному младенцу первым подарком преподносят. Подарок этот драгоценный нашему роду завещан Золотым Витязем. Но то другая история, расскажу как-нибудь при случае.
Нет ничего дороже у воина, чем золотая кольчуга. По завету предков каждый бережет ее пуще глаза.
Однако ж не таков Викула!
Как вышел ему по возрасту урок на дальнюю заставу ехать, землю родную от ворога беречь, так и пошел детинушка вразнос.
А что? Скука смертная! Дальняя-то застава, чай, не стольный град. Четыре дома да кабак, вот и вся округа.
А кровь-то молодая бурлит, силушка выхода просит. Да и вражина что-то попритих, затаился до поры. Нечем молодому ратнику занять себя, развеять досужие помыслы.
Вот так и сидит Викулка в свободное от дозора время, дурью мается.
А местный кабатчик, тот еще прощелыга, прожженный в сорока местах, на ходу подметки рвет. Глаз у него на это дело давно наметан. Этаким котиком мягким пушистым подползает, голоском сладким Викуле на ушко поет. Пойдем, мол, богатырь, ко мне. У меня меды хмельные да девки сладкоголосые, игрища разные. Ух, и весело! За уши не оттянешь!..
В первый-то раз Викулка здорово погулял. А когда по утру разлепил похмельные глаза, так вперед не солнце красное увидал, а медово сладкую рожу кабатчика.
- Ты, Викулушка, погулял вчера на славу, от души. А теперь и рассчитаться не грех.
Больной с бодуна Викула по всем карманам пошуровал да все, что было, кабатчику и отдал. А тот, знай, головой качает, хмыкает себе под нос.
- Мало, - говорит, - родной. Ты меда хмельного бочку вылакал, закусок разных полпогреба умял. А уж проиграл сколь!.. И-и-эх! Лучше и не вспоминать! Так что мало, Викулушка, добавить бы ...
Викула весь свой дом перерыл – пусто.
- Нет, - говорит, - у меня ничего боле, ни грошика медного. А до жалования, что на воиводином дворе выдают, еще две седмицы. Ты, вот ежели хочешь, меч мой возьми.
- Э, нет! Чем воевать-то будешь, ратник? Да и ни к чему мне меч, я человек мирный, - а сам глаз хитро щурит да ус рыжий крутит.
- Ну, тогда – на, щит возьми.
- Да что ты, милай! Щит-то мне к чему? А ты без него в бою, что голый.
- Так что же мне дать-то тебе?
Помолчал кабатчик. Эффектную такую паузу выдержал. Губами пожевал, будто в раздумье. А после и говорит:
- Есть у тебя, Викула, богатство несметное, злато не считанное…, - и ратнику в глаза этак внимательно заглядывает.
- Уж, не про кольчугу ли речь?
- Про нее самую…
- И не думай, крохобор, не помышляй!
Викула завалился на свою лежанку да к стенке от гостя отвернулся. Проваливай, мол, разговор окончен. А тот его легонько так, ласково, за плечико трогает. И молвит:
- Ты, Викулушка, не серчай да не кипи. Ты спокойно подумай, пораскинь мозгами-то. Я же – что? Я всю-то кольчугу у тебя не прошу. Ты бы одно, много, два колечка золотых расплел, мне бы и хватило. От такой уплаты ущерб твоей кольчуге невелик, даже не заметен вовсе. Ты сам погляди: сколь в твоей кольчуге колец-то? Тыщи!…
Вот так и уболтал впервой, черт языкастый. Покручинился тому делу Викула. Однако не зря говорят: «Коготок увяз – всей птичке пропасть». Дни шли…
На тот час, когда Никодим Викуле свой выговор делал, от кольчуги хорошо если половина осталась.
А ведь отмахнулся Викула от старого бойца. У меня, мол, для боя меч есть, а для защиты щит. Никодим только вздохнул тяжко, глядя в спину молодого ратника, исчезающего в дверях кабака.
Две полные луны минули. И довелось Никодиму и Викулке в дозоре на дальней дороге стоять. Там малый детинец под воинские нужды был приспособлен.
Днем было все спокойно. Пришла ночь. Тут, как по ратному делу положено, один спать идет, а другой в темень глаза пялит. Сторожит, значит. Бодрствует.
Викулкин черед настал. Сидит на стене, в ночь глядит, травинку в зубах сухую крутит да часы считает.
Долго ли, коротко ли. Птицы ночные вдруг затихли, сверчки замолчали. Ни шороха тебе, ни мышиного писка, ни ветерка. В этой тишине, плотной, как вата, послышались Викуле шаги. Невдалеке на тропе - топ-топ – твердая поступь. Изредка металл брякнет, под ночной звездою блеснет.
Вскочил Викула на ноги. К бою изготовился.
В таких случаях надо бы Никодима разбудить. Но не стал Викула того делать, свою корысть имел. «Вот он, - думает, - случай-то мой, Никодимке-зануде свою удаль доказать. Я с врагом и сам справлюсь».
И спрыгнул со стены на тропу. Меч – вперед, щитом сердце прикрыл.
- Эй, кто там? Стой! Дальше ходу нет!
На тропе из темноты показался доспешный воин, весь закованный в броню с головы до пят. Тяжеленный двуручный меч на плече держит. Глаза сквозь прорезь забрала дикой злостью горят.
- Ну что, Викулка, вот и встретились, - голос его скрежещет, что ржавое мельничное колесо, - настала наша с тобою пора.
На том досужие разговоры и кончились. Двуручный меч, хищно свистнув в воздухе, с неимоверной силой ударил в подставленный викулов щит…
Долго длился бой. Никто из противников не хотел уступать. Враг викулов тяжелым мечом махал, что пером голубиным, и, похоже, не уставал совсем.
И понял Викула, что кончились игры, и бой у них идет не на жизнь, а на смерть. Собрал он тогда все свои силы, да и превозмог-таки своего противника. Под себя подмял, наземь бросил.
Тяжело дыша, наступил Викула поверженному врагу на грудь и острие меча в горло тому упер.
- Вот тебе и конец, вражина постылый.
В ответ же услышал только смех и увидел, как меняется облик лежащего врага. Еще мгновение – и с земли, ухмыляясь медово-сладко, на Викулу смотрит кабатчик.
- Ну что, Викулушка, может медку хмельного, а? – а сам хохочет.
Хоть и растерялся попервоначалу Викула шибко, но все же налег на свой меч, стремясь проткнуть противнику горло.
Однако не потекла, не хлынула на траву вражья кровь.
Лопнул кабатчик, как надутый бычий пузырь, разлетаясь на тысячи маленьких кусочков.
И каждый такой кусочек вмиг обернулся огромным черно-желтым шершнем. Стали они виться тучей вкруг Викулы и жалить в тех местах, что должна была прикрывать кольчуга.
Викула мечом машет, а толку – чуть! Одного-двух на землю собьет, а сотня уже в тело впивается.
Викула за щит лицо прячет, а шершни в живот да в спину ужалить норовят.
Так бы и закусали ратника насмерть, кабы не проснулся от шума Никодим, да не оттащил бедолагу за детинцеву стену…
Вот такая история.
А Викулка-то, как оклемался, так всю жизнь потом вставал на заре. Караулил Золотого Витязя, чтобы из его бороды проволоки золотой надергать да кольчугу подлатать...
2003
