Тропинка куда-то исчезла, сумерки становились гуще, и я, наконец, понял, что сегодня мне из лесу не выбраться. То есть, я заблудился, что не удивительно в древних лесах Йодшиляя. Стройные, уходящие в небо сосны теперь столпились, их кроны слились с темным литовским небом.
Но со мною была моя пантера, моя черная Анфиса. И о ней нужно рассказать особо, ибо кошка моя как-то выпадала из ряда привычных представлений об этих вообще странных созданиях.
Душераздирающе орущего котенка, будущую Анфису, я снял с дерева. Котята, впервые забравшиеся на дерево, спасаясь от какой-нибудь опасности, цепенеют, видно, от ужаса, взглянув на наш распрекрасный мир с высоты.
И стала Анфиса обживать мой лесной дом. Изучив все закутки дома внутри, вышла на волю и увидела вольер, в котором разгуливала большая, злобная овчарка. Анфиса прошлась вдоль сетчатой ограды вольера и вдруг взбежала по сетке, спрыгнула и оказалась перед носом опешившего от такой наглости зверя. Нимало не обращая внимания на псицу, Анфиса направилась к миске с собачьей баландой, когтистой лапкой зацепила и вытащила на доски настила косточку с остатками мяса... Веста, так звали собаку, совершенно обалдела при виде этого наглого кусочка пушистой шерсти, вгрызающегося в ее лакомства, нижняя челюсть у нее отвалилась и псица с размаху шлепнулась на попу, вид у нее был обескураженный. Анфиса же, покончив с трапезой, нахально разлеглась у овчарки под носом, будто она была в этом владении одна, и даже на невнятное бормотание-рычание Весты и ухом не повела. Она усердно вылизывала свою черную шерстку.
Веста осторожно потянулась к котенку мордой, шевеля ноздрями, Анфиса вдруг коротко хыкнула, взъерошив хвост и загривочек, но при этом продолжала лежать, лишь глаза скосились к морде мощной собаки, имеющей сейчас вид совершенно бестолковый. Веста отпрянула, и решив, что лучшая тактика - выждать, и сама улеглась. Тогда Анфиса сладко потянулась, зевнула, поднялась и уверенно подойдя к собачьей морде, а только морда эта была в два раза больше котенка, вдруг покровительственно лизнула Весту в нос. Веста произнесла какое-то смешное “агыр-р-р”, но не двинулась. А Анфиса плюхнулась рядом на настил и положила мордочку и властительную пушистую лапку на лапищу собаки...
И вот что особенно интересно, как говорится, хотите - верьте, хотите - нет. В каждое полнолуние Анфиса исчезала и отсутствовала ровно трое суток. Появившись, вспрыгивала к стеклу веранды и повисала, вцепившись одной лапой в раму, а другой быстро стучала в стекло - не кричала, не мяукала, просто стучала по-человечьи: пришла, откройте, впустите.
Все собаки в округе обходили наш участок стороной, потому что Анфиса терпеть не могла собак. Подкараулив неискушенного пса, она вспрыгивала ему на холку и рвала когтями морду нарушителя. Спрыгивала, вновь догоняла визжащего дурня и повторяла экзекуцию. Она ничуть не бывала озабочена габаритами противника, огромные доги визжали от ее расправы точно так же, как и маленькие шавки. Только для Весты она делала исключение. Весту она нежно любила, но всегда сохраняла нечто покровительственное в своих отношениях с угрюмым лесным волком. И Веста не возражала. Напротив, при виде вернувшейся Анфисы, глаза Весты зажигались радостью, а хвост бесстыдно начинал вертеться. Но и Веста делала исключение только для Анфисы. Вообще же это была грозная, не ведающая страха овчарка. Знать не желала никого, только мне и Анфисе выказывала безудержную любовь, в которую вкладывала всю силу собачьей души.
И еще. Анфиса гуляла со мной по лесу. Обычная кошка в лучшем случае проводит хозяина до калитки, да и вернется к дому. Если со мной уходила в лес Веста, Анфиса оставалась дома - зови-не зови с собой: кто-то же должен за хозяйством присмотреть. Но никогда не отпускала в лес одного. Она то появлялась под ногами, то бесшумно исчезала в кустах и, порой, возвращалась с птахой или с грызуном в зубах. Добычу обязательно бросала к моим ногам, смотрела вопросительно и только после этого ритуала принималась за трапезу: не хочешь? - дело хозяйское, хотя и довольно глупое. Отказываться от свежатинки?! То издали мяукнет, сообщая: я здесь, не волнуйся. Так и бродили мы, по грибы-ягоды или просто за красотами да охмурительной лесной блажью. Теперь это была крупная, изящная, как пантера, нубийская* кошка.
Как-то ушли мы в лес с Вестой. Гуляли часа три. Наверное бродили бы еще, но Веста вдруг заволновалась и увлекла вон из лесу - домой. А когда вернулись, увидели такую картину: у дома лежал мальчишка лет четырнадцати, босой в изодранной сатиновой рубахе, и на лице его, ушах и ногах под короткими штанами - кровоточащие царапины. Лежит и ревет - незадачливый акселерат. А на его груди вошедшая в полную силу рослая и изящная Анфиса сидит, грозная, стерегущая. Малейшая попытка малого шевельнуться сопровождалась яростным броском и шипением Анфисы. Возле парня валялись лыжи и лук со стрелами. Веста с рычанием бросилась вперед, но я осадил ее.
Я бросил взгляд на распахнутые дверцы чердака и взял парня за шиворот. Анфиса сразу потеряла к нему интерес.
- Рассказывай! - приказал я. - Только не ври!
В конце концов картина прояснилась. Малец подстерег наше отсутствие и решил забраться на чердак, где по его разведданным хранилось множество интересных вещей. Он благополучно взобрался на крышу, выбрал на чердаке спрятанные до зимы лыжи и тугой спортивный лук со стрелами...
Анфиса, притаившаяся за дверью чердака, прыгнула на загривок вора и вцепилась в шею зубами и когтями. Похититель взвыл, потерял равновесие и свалился вместе с добычей с крыши вниз. Анфиса прыгнула следом и камнем, подобно ястребу упала ему на грудь. Далее малейшие движения добытчика сопровождались молниеносными кинжальными ударами страшных Анфисыных когтей, так что попытки парня встать никакого успеха не имели, благо кости после падения оказались целы. Он лежал, стараясь не шевелиться, и выл...
... Итак, со мной была моя пантера. И мы заблудились. “Мы”, конечно, сказано чересчур - от человечьей спеси, видно. Звери-то всегда знают дорогу. Но время было позднее, самому ни за что не выбраться.
Мы вышли на дремучую поляну. Тишина, совы вверху шуршат, перелетая от дерева к дереву. Темень. Только чуть светлее небо в прогале крон. И выполз постепенно в этот прогал полный, бронзовый диск луны, заполняя поляну колеблющимся светом. Анфиса чуть слышно верещала на сов странным, будто упрашивающим голосом. К птицам она вообще была неравнодушна, охотясь на них, она словно пыталась подражать птичьему говору: своя, мол, не бойтесь. И было что-то даже гипнотическое в этом подражании. А потом - прыжок: что ж, не будь доверчив, глупый птах. Но это, конечно, не о совах.
То была первая полнолунная ночь, когда Анфиса не исчезла, была со мной. Могла ли она меня оставить в этакой путанной дремучести леса?! А за поляной вдруг раздался треск ломаемых веток, лось раздирал грудью чащу, выбираясь к поляне. Этот треск очертил резкую тишину притаившегося леса. Тревожно, жутко казалось вокруг. Матерый лось в эту пору звериных свадеб был очень опасен. Вот он вломился грудью в пространство поляны и замер за толстой поваленной сосной, вперив в меня кровью налитые бешенные глаза. Плохо различимый через поляну контур его могучего тела подрагивал перед нападением. Я замер. Шевельнешься - бросок неминуем.
Анфиса вдруг взвыла пронзительно, прыгнула на ствол лежащей сосны и оказалась прямо перед мордой зверя. Шерсть на ней вместе с горбом изгиба поднялась дыбом, казалось голубые искры пробегают по флажкам вздыбленной шерсти. И снова изгибисто и пронзительно пропела свою песнь Анфиса и прыгнула прямо к лосю. И оба исчезли. Ни треска сучьев, ни топота, ни храпа - тишина. Тишина, каких не бывает. Неправдоподобная, абсолютная, девственная тишина.
Я уже устраивался на ночлег, расстелив под сосной плащ и понимая, что Анфиса вернется теперь через трое суток. Дремучие первобытные страхи бередили душу. Выбираться, однако, буду утром. Но и получаса не прошло, в круг желтого света впрыгнул мой верный зверь и призывно мяукнул: нечего разлеживаться, домой пора.
Выпутывались из объятий кромешней тьмы долго. Черная Анфиса время от времени подавала голос и вспыхивали во тьме ее глаза - иначе не сориентироваться. Она довела меня до нашей тропинки к калитке, прощально мяукнула: до встречи, и только тогда исчезла, сверкнув огненным глазом, растворилась в своих тайнах до срока...
__________
* Все так называемые беспородные кошки - это нубийские кошки, кошки, избежавшие селекций, инбридингов и прочей мути; это потомки тех кошек, что некогда были вывезены из Нубии и прижились, и радуют знатоков осбым умом, преданностью, ловкостью и - лечебными свойствами. :-)) С ними - нубийками - могут сравниться лишь сиамки, тоже природные замечательные кошки.
Так что - не пренебрегайте кошками, сохранившимися в первоначальном виде до наших дней. Они невероятно хороши. :-))))
