Друганов Иван Матвеевич был адъютантом генерала Орлова Михаила Федоровича, командира 16-ой пехотной дивизии .
Александр Пушкин с генералом был знаком ещё по «Арзамасу» и запросто встречался в Кишиневе в доме, где жили друзья В. Ф. Раевский и К. А. Охотников, или у самого Михаила Федоровича.
Воскресенье 7 ноября 1820 года, с утра, он проводил у Орлова, где хозяйничал в отсутствие Михаила Федоровича приехавший его брат, Федор Федорович. Здесь же в гостях были и Давыдовы — братья по матери прославленного героя Отечественной войны Раевского Николая Николаевича.
Пушкин с Александром и Василием познакомился во время путешествия на Кавказе с Раевскими, и чувствовал себя здесь очень свободно. В гостиной все разговоры вертелись о его новой песне «Черная шаль», которая всем нравилась.
Горчаков Владимир Петрович, который только что прибыл в Кишинев, в качестве квартирмейстера при штабе 16-й пехотной дивизии, не был знаком с поэтом, и сидел молча. Он ещё не слышал «Черную шаль», которую все обсуждали с жаром. Заметив, что Горчаков не участвует в разговоре, Федор Орлов попросил Пушкина прочесть ему свои стихи. К просьбе горячо присоединился и сам Владимир Петрович.
Непоседливый Пушкин, не ломаясь, тотчас же начал её читать, но, повторив, вразрыв, некоторые строфы, вдруг схватил рапиру со стены и начал играть ею, подпрыгивая, становясь в исходную позу, как бы вызывая противника; в общем, вертелся с рапирой во все стороны.
Как раз в эту минуту и вошел к ним Друганов, с которым у Пушкина сразу сложились натянутые отношения. Еле дождавшись, пока тот поздоровался со всеми, Пушкин быстро произнес:
- А давайте мы с вами начнем сейчас биться, Друганов!
- Нет! Дайте мне спокойно посидеть.
- Нет, давайте биться, давайте, - и как резвый ребенок, стал, шутя, затрагивать его рапирой.
Друганов рукой отвел в сторону рапиру один раз, второй ... Пушкин не унимался. Адьютант Орлова начал сердиться и грозно сдвинул брови.
Посмотрев на назревающий скандал, Горчаков быстро попросил поэта прочесть молдавскую песню, как тут называли «Черную шаль». Александр Пушкин, тоже на удивление, сразу согласился, бросил рапиру и принялся декламировать с чувством. Было видно, как каждая строфа занимала его, и, казалось, он доволен своим новорожденным творением. О том, что он хотел сразиться с Другановым, враз было забыто.
Тем и кончилось.
