Гена проснулся среди ночи. Осмотрелся, прислушался и вспомнил – вечером отмечали его день рождения. Стало стыдно. Поднялся, побрёл на кухню. Неубранный стол, накурено. Кот сидит в кресле, смотрит укоризненно. Немотивированное чувство стыда переросло в угрызение совести. А выпить нечего. И сигарет - ни одной.
- Вот сволочи, - сдержанно выругался, из уважения к животному, Гена. Надел куртку и отправился в магазин - в белых тапочках жены на босу ногу.
Обошёл квартал, пришёл в ужас – ни одной открытой лавки, ни одной живой души. Осенило - указ президента.
- Вот сволочи, - прокомментировал законопослушность лавочников Геннадий и поспешил на стоянку такси.
Таксистов не было.
- Сволочи!
Гена хотел пнуть телефонную будку, но тут из тумана выкатила чёрная машина и моргнула ему три раза. Гена, как загипнотизированный, подошёл. Машина медленно опустила тонированное стекло и спросила:
- Випить хочешь, да?
- Да не алкаш я, - возмутился Гена, - День рождения вчера отмечал с друзьями, проснулся, а…
- Я поняль, поняль. Сигареты нада и водка. Деньги есть?
Гена вытащил скомканные купюры:
- Есть.
- Садись, дарагой, сейчас всё будет.
- Ну, слава тебе… - возрадовался Гена, усаживаясь, и тут же получил чем-то тяжелым по темечку, - Ой, что это? – удивился он и отключился, получив по темени ещё раз.
Очнулся в сырой канаве. Темно. Выполз на дорогу, упёрся в ботфорты доброй женщины:
- Ты куда, малыш? – спросила она, присев на корточки.
Гена назвал адрес.
- Далеко. Не доползёшь… Хорошо, сейчас машину поймаю, отвезут. Денег нет? Бывает. Заплачу, не парься.
В такси Гена стал приходить в себя:
- Сигарету можно?
Таксист протянул пачку.
- Сто лет не курил. А у вас часы правильные? - Гена недоумевал – часы показывали двенадцать, а он прекрасно помнил, что из дома вышел в два ночи, - Какое число сегодня?
- Двадцать шестое, - чиркнул зажигалкой таксист.
- Апреля? – уточнил Гена, прикуривая.
- Мая, мужик, мая. Апрель в том месяце был, - ухмыльнулся таксист.
- Них@я себе, - поразился Геннадий, окосев с первой же затяжки.
Всю дорогу он ёрзал, судорожно пытаясь восстановить память. День рождения. Друзья, коллеги… Люся… Ночь, туман, магазины, курить…
Таксист объявил:
- Приехали, кажись. Ваш дом?
- Мой. Спасибо.
У дверей Гена понял, что ключей от квартиры у него нет. Дёрнул за ручку и дверь открылась. Зашёл и обмер – на кухне сидел сосед с первого этажа Петрович - в его кресле и халате и ел из его тарелки Люсин борщ. Сама Люся красовалась рядом и приговаривала:
- Кушай, любимый, кушай.
- Что здесь происходит, мать вашу! – взревел Геннадий, но голубки даже не взглянули в его сторону. Только кот, заслышав голос хозяина, спрыгнул с холодильника и подбежал - хвост трубой, ластиться о ноги.
- Альберт, может, хоть ты объяснишь, что тут происходит? - заплакал Геннадий, обнимая кота.
- Мау, - что ещё могло сказать животное в такой ситуации?
«Раз так, я вам сейчас устрою. Вот только душ приму» - решил не рубить с плеча Гена. Залез в душевую кабину, включил воду по горячей, и только закатил глаза в блаженстве, как в кабину залез Петрович. Подвинул Геннадия, встал под струю, взял его мочалку и давай мылиться, припевая:
- Мечты сбыбаются и не сбыбаются…
Гена бросился отбирать предмет личной гигиены, но не тут-то было. Петрович и бровью не повёл – вытолкал локотками Гену из душевой вовсе.
- Такая уверенность может быть оправдана только юридически, - Гена облачился в свой халат и пошёл отвоёвывать жилплощадь. Сначала – кухню.
Люся - в желтых перчатках по локоть - мыла посуду. Гена закурил тоненькую сигарету Петровича, налил водки в чайную чашку, выпил и выпалил:
- Ну, ты и сука, Люсьен. На кого променяла? На Петровича. У него даже сигареты педерастические, а ты… В дом привела, кормишь, ещё и спишь с ним, небось? Проститутка, шалава неблагодарная.
Люся домыла, сняла перчатки, села напротив, прикурила педерастическую и впёрлась в Геннадия зелёными бесстыжими глазами. Гена, растерявшись, умолк. Люся докурила, глянула на Гену ещё раз и сказала:
- Будь ты проклят, импотент грёбанный.
Гена никогда прежде не бил жену, а тут вдруг так захотелось, но в этот момент вышел душистый Петрович из душа – снова в его халате. Геннадий, невнятно матерясь, подскочил и кинулся на варвара с кулаками. Но в последний момент заметил, что сам-то голый, спасовал и вернулся в кресло. Петрович спрятал от буйного водку в холодильник и, приобняв Люсьен, зашептал страстно:
- Бюбибая, бабиньки бибём?
- Мать вашу! Вашу мать! - вздымающаяся пола халата в области паха Петровича привела Гену в ужас, - Я не позволю вам в моей квартире таким образом! Суки, суки, педерасты…
Но парочка, не обращая внимания на ревнивца, удалилась в спальню. Через секунду-другую оттуда стали доносится непотребные звуки:
- Ещё, ещё… Мой ретивый скакун, ещё… - стонала Люся.
- Бибимая я бесь в бебе, бесь… - пыхтел Петрович.
- Ну, хватит с меня, - Гена полез в холодильник. Достал водку и выпил из горла. Хотел было полезть за топором, но подумал, что в тюрьму он ещё успеет, и решил спросить совета у Эдуарда – своего лучшего друга.
Прошёл на цыпочках в спальню за ноутбуком, вынес на кухню, включил.
Просигналил в скайпе: "Эдди, ответь, ты тут? Эдди? Эдди, если ты не спишь, ответь! У меня засада, Эдди" - и толпа плачущих смайликов.
Эдуард не ответил. Гена выпил ещё водки и, набравшись храбрости, зашёл на серьёзный юридический сайт. Написал в чате: «Вернулся домой, скажем, с командировки, а дома жена с соседом трахается. Он – мерзавец, моется в моём душе, ходит в моём халате. Что мне делать, люди? Гендос.»
Отзывчивые юристы слетелись как мухи на свежий ливер: «Убогий, не забивай ленту», «Пошёл на х@й, Гендос», «Отсоси у Петровича, Гена», «Иди в жопу, слизень»
Гена решил не сдаваться: «Жестокие люди, выродки, тролли, ублюдки, лжеюристы, дармоеды, уголовники…». Юристы включили игнор, а он всё строчил и строчил, покуда его не заблокировал юрист-администратор.
Обессиленный Гена упал лицом на клавиатуру и разрыдался. Вдруг просигналил скайп. «Эдди!» - обрадовался Гена. Но скайп спрашивал: «Фредди Меркьюри просит добавить его в контакт. Добавить его в контакт?».
«Мне сейчас хоть с кем-то поговорить» - всхлипнул Гена, законтактировал и тут же позвонил:
- Алле. Гуд найт, май нью френд Фредди, май нейм из Гена, ху а ю? – затараторил он с ходу, - Ай аривед фром бизнес трип, а моя жена – сука – слип вис зе сосед, ю андестенд?
На том конце захохотали тенором, а потом вдруг запели баритоном:
- Barcelona! Barcelona! Empty spaces what are we living for... - помолчали секунду и опять как запоют, - Barcelona! Barcelona!
Гена в слёзы:
- И вы туда же – глумиться! Нет, чтоб поддержать юридическим советом или хотя бы дружеским.
И вдруг оттуда на чистом русском:
- Отправляйтесь немедленно к кирхе Святого Семейства. Вас там ждут.
- А документы брать? Деньги? Вещи?
- Возьмите только самое ценное. Помните - времени у вас нет.
Геннадий вскочил, заметался - лишь бы отсюда, из этого сумасшедшего дома. Навсегда! Забежал в спальню, схватил шкатулку с документами. Взял хозяйственную сумку и покидал бумаги в неё. Сорвал со стены репродукцию Васнецова – подарок начальства. Затем, кинулся на балкон – за удочками, лыжами и снаряжением для дайвинга. Хотел ещё в подвал спуститься за гитарой – не оставлять же Петровичу, но вспомнив, что тот не играет на музыкальных инструментах, плюнул:
- А пусть подавится.
В прихожей долго возился – всё думал, как дотащить пять спиннингов, лыжи, акваланг, Васнецова и кота с сумкой до кирхи.
Кот вдруг сказал:
- Я сам пойду.
На месте очутились на удивление быстро. У ворот стояло человек двадцать таких же, как он – обнажённых, безумных - с рюкзаками и чемоданами. Один мужчина был без вещей, но на мотоцикле. Среди отъезжающих – Гена был уверен почему-то, что их куда-то повезут – он заприметил таксиста и добрую женщину в ботфортах.
- Хеллоу, бэйби, - поздоровался Гена, но та его не услышала.
И тут он заметил, что внимание отъезжающих сосредоточено в одном направлении. Гена посмотрел и понял - где-то за горизонтом вставало солнце. Небо светлело, светлело… и прямо на глазах исчезали его попутчики – один, второй, третий… Когда очередь дошла до него, он и ойкнуть не успел - поклажа превратилась в пыль. А вот как и куда исчез он сам - Гена не понял.
Кот посидел минут пять, зевнул и заспешил домой.
В семь утра к воротам кирхи пришёл дворник. Выметая скопившийся за ночь мусор, он напевал:
- The show must go on… The show must go on… Inside my heart is breaking…
мм-да... шоу должно продолжаться...