Здравствуйте, дорогие мои родные: мама Татьяна Михайловна и сестра Верка. Кланяется вам ваш сын и брат Николай, солдат Советской Армии. Кланяйтесь также от меня тете Клаве и дяде Вове, деду Михаилу, бабке Настасье, тете Вале и племянникам Саше и Вите и всем нашим родным и знакомым.
Я живу хорошо, здоровье мое хорошее. Нас привезли в Ольгино, на пересыльный пункт, там мы прокантовались почти две недели, затем оттуда нас забирали по частям «покупатели», так называют тех, кто приезжает от частей.
Я попал в танкисты. Нас построили на плацу и скомандовали выйти из строя тем, кто имеет технические специальности: шофера, трактористы. Я и вышел, я же перед армией закончил курсы шоферов.
Всех, кто вышел, построили и повели за ворота. Там уже стояли машины «Уралы», нас посадили и повезли в часть. Привезли в большой городок, недалеко от Ленинграда, Сертолово называется, здесь огромные трехэтажные казармы, большой плац. Это учебный полк, здесь нас будут учить на механиков-водителей танка.
Казарма большая, койки в два яруса. Сержанты строгие и подтянутые, кричат на всех. Что ни спросишь — кричат. Никто нормально не разговаривает. Все общение на повышенных тонах, все делается только бегом. В столовую не успели зайти, как уже команда: выходи строиться!
Помыли в бане, выдали свежее обмундирование. Вода в бане холодная, обмундирование не по росту, сидит как-то мешковато, мы стали похожи на огородные пугала. И сержанты говорят, что ушивать нельзя. Как ходить в таком?.. Одели в кальсоны. Я дома никогда не носил кальсон, стеснялся, а здесь приходится.
А потом нас водили на стрельбище, стрелять из автоматов. Перед принятием присяги, оказывается, надо отстреляться. Еще на подходе к стрельбищу я услышал, как стреляют: пук да пук. Ну, думаю, так и будет пукать. Дали мне автомат, пять патронов, я зарядил, передернул затвор и лег на бруствер, как положено. Прицелился и нажал на спусковой крючок. Думал, пукнет, а оно как грохнет, да еще прикладом в плечо — как даст, я и автомат уронил. Ротный, капитан Наканечный, подошел, смеется: «Что, испугался? — говорит. — На еще патрон» — и кинул мне патрон.
Ну, в общем, я кое-как отстрелялся. Когда пошли смотреть мишени, оказалось, я ни разу не попал, и не то, что по мишени — по доске, на которой была прибита мишень, и то не попал. Но все равно — сошло. Наканечный подошел, посмотрел… А вот, говорит, одно попадание, вот другое. Нашел какие-то дырочки, обвел их карандашом… Я-то знаю, что не попал ни разу даже в доску... А некоторые стреляли хорошо, одному даже благодарность объявили перед строем.
Ну, а потом принимали присягу. Стояли в строю, перед нами стол, покрытый красным сукном, на столе в папке текст присяги. Нам на весь взвод дали два автомата, и мы их передавали друг другу, тем, кто выходит для приема присяги.
Стоять было тяжело, мы были в парадной форме, а она такая неудобная, к тому же, у меня жали сапоги. Еле выстоял! А еще некоторые читали текст присяги так старательно, с таким выражением, будто герои, которых сейчас поведут на лобное место! Я все проклял, пока стоял! Думаю, такая присяга вряд ли тронет душу восемнадцатилетнего пацана, вряд ли он вспомнит о ней в критической ситуации.
Потом нас водили на полигон, знакомить с танками. Вот страшилище-то! Представляете, стоим на опушке, и вдруг начинает дрожать под ногами земля, а потом уже откуда-то издалека доносится гул. И вот из-за поворота с ревом выворачивает танк, этакая гора железа, окутанная клубами пыли. Столько грохота и лязганья гусениц! Подъехал к нам и остановился, клюнув носом, пушка качнулась вверх-вниз. Откуда-то из-под башни из люка вылез механик-водитель, весь в пыли, черный, как шахтер, только глаза блестят да зубы сверкают. Кошмар!
Господи, какая ужасная техника! Огромный, грубо скроенный железный ящик, не то, что автомобиль! И эти дизеля, так ревут!.. А уж пылищи-то везде! Все в пыли. Нас тут же заставили драить машину, чтобы «ни пылинки»! Не представляю, как я буду водить это чудовище. И зачем я только пошел в эти танкисты! Может, устроился бы как-нибудь шоферить, на машину…
Неподалеку остановилась самоходная артиллерийская установка, САУ-150, у нее бензиновый двигатель, работает тихо, мягко, не то, что эти дизеля… Музыка!
Учимся целыми днями. Правда, почему-то все чаще на природе. Придем в лес, рассядемся под деревьями и записываем в тетрадки лекции. А есть ведь в части прекрасные учебные корпуса, недавно построенные, там большие, просторные классы, первоклассные наглядные пособия — целый танк в разрезе! Но нас туда пускают очень редко. Полк наш учебно-показательный, постоянно приезжают делегации из стран Варшавского договора, их и водят по классам. А мы занимаемся в лесу.
Учимся водить танк. Оказалось, не так уж и страшно, машина послушная, чуть повернул рычаг или нажал педаль и он либо разворачивается, либо прибавляет ходу. Единственное неудобство, это то, что ограниченный обзор. Когда едешь «по-походному», то есть, голова торчит из открытого люка, еще ничего, все видно, а уж когда «по-боевому», люк закрыт и смотреть надо в «триплексы», призмы такие, вроде маленьких перископов, вот тут уже страшновато, обзор сужается до небольшой щели. Но ничего, постепенно привыкаем. В общем, это даже и неплохо, что я попал в танкисты, после службы смогу устроиться на трактор.
На первых занятиях по вождению один парнишка испугался танка. Не полезу, говорит, ни за что в этот ящик, хоть расстреливайте! Наканечный, ротный наш, тут как тут. Привязать, кричит, мерзавца к танку!.. В общем, как-то с помощью пинков и какой-то матери затащили бедолагу внутрь. Ну, уж он и наездил! Все вокруг разворотил, столько деревьев навалил — страсть! А потом начал гоняться за Наканечным. Не нарочно, конечно, а так, со страху. Представляете картину: ротный командир, как заяц, петляет между деревьев, а за ним гоняется танк.
Думали, этого дурика переведут в другие войска, типа стройбата, но ничего, обошлось. Кое-как научился ездить. Правда, тут на выпускных экзаменах, когда сдавали вождение, снова учудил. Накануне экзамена собрал нас Наканечный в Ленинской комнате и спрашивает: «Кто не уверен в себе, поднимите руки». Я водил неплохо, но поднял, поскольку накануне взяли мы соцобязательства, в том числе и я, сдать на «отлично», а вот сдам ли на «отлично» — уверенности не было. Все же это не просто езда по кругу, это еще и препятствия надо уметь преодолевать. Например, есть такое, называется «Эскарп на рву». Широкий и глубокий ров, через который проложены узенькие железные мостки, как раз под гусеницы. Ехать бы «по-походному», преодолеть можно играючи, но сдавать надо в положении «по-боевому», тут недолго и свалиться с этой колеи.
Да, так вот, капитан Наканечный посчитал поднятые руки и говорит: «За тебя поведет инструктор такой-то, за тебя — такой-то!..». Так вот всех и распределили. Я решил не рисковать, пусть ведет инструктор! А этот дурик руки не поднял. Может, не успел, или не сообразил — не знаю, но не поднял. И когда сдавал, снова начал всех гонять: разворотил палатку проверяющего, самого проверяющего загнал глубоко в лес, а потом и вовсе застрял в болотине. И ничего, сдал! Потому что вслед за каждой машиной выезжал старшина на БТРе, с пузырем. Нальет проверяющему, и в ведомости — крестик. Вот так вот нас учили!..
А уж как сдавали! Мы выстроились перед машинами и по команде лейтенанта курсант садился в башню, а за рычаги механик-инструктор. И все это — на глазах проверяющего, на глазах приемной комиссии. Генерал там какой-то на вышке сидел, тоже все видел…
Зато, когда шли с полигона после экзаменов, на КПП уже вывесили «молнии»: такая-то рота сдала на «отлично», такая-то… Все, весь полк сдал экзамены на «отлично». Как они после таких экзаменов будут воевать!...
Видел тут, как на один танк навесили отвал, и он рыл траншею. Вот это работа! Вгрызся, как нож в масло, только земля летела фонтаном впереди! Вот бы такую технику — да в народное хозяйство! Но, говорят, это дорого. А учить оболтусов — не дорого? Мы, когда сдавали экзамены по вождению, все машины переломали. У них, у танков, подвеска на торсионах, это такие стальные стержни, на один конец которых надевают катки, а другим концом закрепляют в корпусе танка. Торсион работает «на скручивание», то есть, под нагрузкой скручивается, а потом распрямляется, как пружина. Так вот, если ехать неаккуратно, неумело, машина подпрыгивает на неровной дороге, и торсионы ломаются.
Кормят нас хорошо. Мне нравится, все так вкусно, хотя многие не едят, брезгуют, барчуки! Столько всего остается в отходах! Хлеб, мясо!.. Вы не представляете, сколько мяса ежедневно выбрасывается в отходы!
Раз в месяц ходим в наряды: на кухню, в караул. Мне больше нравится в караул. Дают автомат, два рожка патронов. Хоть в карауле за автомат подержишься, а то служим в армии, а оружия не видим. Один раз стреляли перед принятием присяги, и все.
В карауле хорошо, ходишь себе по периметру поста, думаешь о своем. Я все дом вспоминаю, вас…
Нас перед выходом в караул инструктируют, и часто рассказывают историю о том, как в одну часть приехал с инспекцией генерал, и пошел прямо на пост. А часовой не растерялся, остановил его и положил «мордой в снег». Генерал наградил его краткосрочным отпуском за отличную службу. Мы все втайне надеемся, что и к нам приедет какой-нибудь генерал. Вот бы приехал, хотя бы полковник, или майор, так хочется в отпуск!.. Мы бы его сразу — мордой в снег!..
А тут недавно вместо генерала я подстрелил лошадь. Стоял на посту, была ночь, темно, вдруг слышу — в кустах какой-то шум, треск сучьев. Я сразу же взял автомат наизготовку и кричу, как требует устав: «Стой, кто идет?». Никто не отвечает и продолжает трещать сучьями. Я ему: «Стой, стрелять буду!». Оно не отвечает. Ну, я и врезал очередь по кустам!..
Что тут было! Прибежал разводящий со сменой, думали, что нападение на пост, дежурный по полку, еще какие-то офицеры… А потом!.. Вспоминать стыдно. Оказалось, я подстрелил лошадь. У нас тут есть небольшое подсобное хозяйство, свинарник, куда идут отходы со столовой, и там есть лошадь для перевозки этих отходов. Ее выпустили ночью, вот она и забрела в кусты, бедняга…
Я думал, меня посадят. Как меня чихвостили, столько крику было! «Набрали дураков в армию!.. Да если бы это при Сталине!.. » Я и сам потом понял, что надо было стрелять по верху… Чего только не наслушался, но ничего обошлось. А потом, дня через три, когда все утихло, капитан Наканечный отвел меня в сторонку и говорит: «Молодец! Все правильно сделал». Вот и пойми их: то дурак, то молодец!
А отпуска так и не дали.
Лошадь потом пришлось пристрелить, я-то ее только подранил, перебил задние ноги… Вот такие дела.
Вчера сдали последний экзамен, а сегодня уже присвоили нам новые звания — младшие сержанты, так положено по штату: механик-водитель должность сержантская. Так что, я теперь младший командир. А раньше всем присваивали младших лейтенантов. Но это, нынешнее присвоение тоже последнее, в следующем выпуске уже пойдут рядовые.
Сегодня на вечерней поверке нам зачитают направления, и завтра уже разъедемся каждый в свою часть. Так что, новое письмо напишу уже на новом месте. А пока — до свидания! Передавайте
