"Милая моя девочка, -- ласково сказал доктор, с грустью посмотрев на Маришку, -- детей у Вас не будет никогда..." Далее он нарисовал схему и наглядно объяснил, почему мужские клетки не могут добежать до женской половинки, и на каком этапе они погибают. Маришка слушала его с глазами, полными слёз. Она тупо смотрела на эту злосчастную схему через мутную пелену и сосредоточенно твердила себе: "Не реветь, не реветь, не реветь!!!" А иначе, за первой капнутой слезинкой, она пролила бы море слёз, рыдая прямо здесь, в этом кабинете, чего ей очень и очень не хотелось. И она не заплакала...
Выйдя из больницы, будучи 33 лет от роду, Маришка с горечью подумала: "Ну, вот и всё! Это конец." Конец её пятилетнему супружеству, которое не дало ей ничего: ни детей, ни новых друзей, ни единения духовного, а лишь только плотское. Но этого для счастья оказалось недостаточно, хотя все мужчины, почему-то, считают наоборот. Сборы были недолги. Официально они уже были разведены, оставалось только в ЗАГСе проставить штампы, но почему-то всё ещё продолжали жить вместе.
Оставив записку на видном месте стола, прихватив с собой белоснежную ангорку Сильву с янтарными глазами, Маришка в этот же день уехала к маме. И неожиданно для себя, она вдруг оказалась свободной. Свободной как птица, выпущенная из клетки, но только она не знала, что ей делать с этой свободой. Пустота в душе оказалась огромной, и её надо было чем-то заполнить. Поэтому через месяц, молодая женщина оказалась в Познани, торгующей какой-то ерундой на местном рынке. Стоял май 1993 года. Домой возвращаться не хотелось, и она провела там безвыездно полгода, оформив у хозяйки временную прописку. Познань -- это юг Польши, поэтому все фрукты, начиная с клубники и кончая арбузами, были за 3 копейки. А продукты в магазине удивляли своей свежестью и необыкновенной вкусностью. Маришка перепробовала ВСЁ!!! Но всё хорошее имеет отвратительную черту быстро заканчиваться. Так же быстро пролетело и это польское лето, наступали холода, дожди. Торговля на уличных рынках превращалась в мокрый нос, и окоченевшие руки-ноги. Поэтому, в октябре, вернуться домой ей всё-таки пришлось.
А дома, через недельку, объявился её благоверный, и просто оборвал телефон своими звонками и сумбурными объяснениями, как он по ней соскучился. Маришка словам не верила, но вот устоять перед его дрожащим голосом, просто не смогла... И она, забыв про штамп о разводе, безрассудно бросилась в голубой омут его глаз.
Прошёл их "медовый" месяц. И вот, однажды, случилось оно, настоящее чудо! Чудо, которому они сначала просто не поверили -- у них будет ребёнок. Будет! Будет! Будет! Их долгожданное чадушко! Вопреки всем врачам и их дурацким прогнозам. И только тот мудрый доктор, который рисовал когда-то Маришке злосчастную схему, выслушал её сумбурный рассказ, и глубокомысленно изрёк: "Да-а, бывает и так... Перемена климата и среды обитания в целом, а также самого питания в частности, приводит иногда вот к таким неожиданным результатам. Ну что ж, примите мои поздравления!"
С этого месяца у Маришки началась вторая жизнь. Первая -- то, что было "до", а вторая -- то, что будет "после". Всё начинало приобретать какой-то новый смысл, теперь она жила во имя чего-то и для кого-то. Почувствовав первое шевеление своего младенчика, она радостно шептала своему милому:"Словно рыбка во мне плавает!" Шептала, словно боясь спугнуть свою птицу Счастья. А её милый Витёк жмурился, словно сытый кот, осторожно прикладывал ухо к растущему животику, слушал там что-то и согласно мотал белобрысой головой. Потом осторожно целовал пупок и готов был задушить её в своих объятиях.
С середины срока они уже знали, что будет девочка, и начали подбирать ей имя. Маришка выписала все понравившиеся имена в столбик, и когда дошла до имени Ольга, вдруг остановилась. Она сразу вспомнила Польшу и чету немолодых поляков, сдававших ей жильё. У них было две дочери: старшая жила в Париже, и была точная копия своей мамочки -- типичной, невыразительной польки. А вот младшая -- ну, просто, вылитый отец! Черноволоса, смугла, кареглаза, невероятно хороша и страсть, как смешлива. Вдобавок ко всему, ещё и с русским именем -- Ольга. Но поляки произносили его как-то на свой манер: Ольго. Это звучало очень забавно и мило из их уст. Маришка моментально вспомнила всё, затем уверенно вычеркнула все имена, оставив только одно -- Ольга. И теперь, поглаживая животик, в котором росла их долгожданная радость, будущие родители называли её уже по имени: "Оленька, Олечка, Олюшка!" И Оленька начинала шевелиться, переворачиваться, толкаться ручкой-ножкой, как бы отвечая им:"Слышу-слышу вас!"
"На кого же будет похожа моя доченька? -- думала иногда Маришка. -- Пусть будут глаза и ресницы папины, а вот нос мой, потому что у него -- картошкой." Будущая мамочка пела песни, ходила в музей любоваться шедеврами, рисовала сама -- и всё это для неё, для Оленьки. Ей очень хотелось, чтобы дитя стало художником. Вместе с мужем, будущая мамочка ходила на рыбалку, прихватив с собой и Сильву. Кошка, с дрожащим от нетерпения хвостом, не сводила янтарных глаз с поплавка, потому что вся селявка доставалась ей. А молодая женщина сидела на траве под мягкими лучами заходящего солнца, прищурившись, смотрела на Витю в оранжевом ореоле, и умиротворённо думала: "Вот оно какое -- счастье..."
Стоял июнь, до родов оставалось -- ровно месяц. А в начале июля Маришке случайно попал в руки православный календарь, из которого она с удивлением узнала, что 24 июля /это было воскресенье/ -- день равноапостольной княгини Ольги. "Это судьба! Я непременно должна родить в этот день,"-- решила она.
И вот, в 4 часа утра 24 июля, стало ясно, что срок родов наступил. Схватки были несильными, и Маришка, жалея будить мужа, тихонько прошла на кухню, распахнула настежь окно, и поставив чайник, включила радио. "Виват, король, виват!" -- пропела ей Тамара Гварцетели прямо в ухо, и она с готовностью подхватила:" Виват, король!" И дальше они вместе допели эту победную песню прямо в раскрытое окно, и волна тёплой радости разливалась по всему её телу. Удивлённый и заспанный Витёк появился в дверях кухни. Увидев лицо Маришки, он вдруг всё понял. "Что, уже?"-- только и смог испуганно произнести он. А боль постепенно нарастала и нарастала волной, схватки всё учащались. И вот, уже к 8-ми часам, пришлось вызвать "Скорую", которая, включив сирену с мигалкой, с шиком доставила новоиспечённую роженицу в роддом. Витя всю дорогу прижимал её руку к своей щеке, целовал её побелевшие пальчики и повторял, как заведённый, одни и те же слова: "Не бойся, я с тобой!" Но она всё равно боялась...
Уже лёжа на столе огромного и пустого родильного зала, послушно выполняя рекомендации всезнающей акушерки, испуганная Маришка мысленно просила княгиню Ольгу: "Помоги!" Роды почему-то затягивались, черная головка младенца уже была видна, но дальше дело никак не двигалось. И врачи, громко посовещавшись, решились на крайний метод -- доставать ребёнка щипцами. Когда в родильный зал вошла медсестра с большим, блестящим подносом, уставленным всевозможными орудиями пытки, у Маришки похолодело всё внутри, и от страха оборвалось сердце. "Только не это!"-- в ужасе закричала она. И через пару минут, когда наступила очередная схватка, она так расстаралась, что младенец пулей выскочил из её утробы. Акушерка ловко подхватила новорожденного в подставленную простынку, а женщина-врач удовлетворённо потирала руки: "Что, испугалась? Вон как скоро разродилась." Ребёнка смешно держали за ножки, словно курицу на рынке, и вдруг он громко закричал, раскрывая пронзительным криком свои лёгкие, и уже задышал самостоятельно. "Молодец! А у вас девочка, мамаша, 56 см, 3 кило 650 грамм," -- произнесла акушерка дежурную фразу, и добавила: "Активная, на 10 баллов!" Потом ловко помыла младенца прямо под краном и осторожно положила его голышом на живот новоиспечённой родительницы. "Кто мамаша? Я, что ли?"-- удивлённо подумала Маришка, устало улыбаясь и с интересом разглядывая своё дитя. А оно, от души накричавшись и раскрасневшись, удивлённо смотрело на всех мутными глазками, и неумело пыталось сосать мамину грудь. Наконец, у малышки всё получилось, она засопела и вкусно зачмокала.
"Моё дитяточко, моё солнышко, моя Оленька! Волосы чёрненькие, глазки синие, пальчики крохотные, а вот носик, точно, как у папы -- картошкой! Ну, просто -- вылитая КРАСАВИЦА!!!"
здорово!
