Девочка опять нашалила. Папа вышел очень строгий, и даже грозный. Он взял девочку за руку и отвел в гараж.
Наказание было обычным – но девочка повела себя необычно. Она не стала громко и горько плакать, а папа не стал стоять за воротами гаража и терпеть, сдерживая себя от того, чтобы не закончить наказание слишком быстро. Он послушал тишину в гараже и отошел покурить папиросу.
Девочка не ревела потому, что она в этот раз сознавала себя виноватой; она не была возмущена несправедливостью. И еще она привыкла к темноте гаража и перестала его бояться.
А если бы было светло – то гараж был бы самым лучшим местом для жизни. В нем было все. И главное – в нем был мотоцикл, настоящий, и запах у него был настоящего мотоцикла. Сначала девочка ждала – не откроет ли папа ворота. С одной стороны, этого хотелось, поскольку во дворе она не доделала одно важное дело; а с другой стороны – ее за это дело заперли, и скоро отчитают. Приходилось выжидать – нужно было осознать случай; нужно было пережить море чувств. Плакать не плакалось – к тому же девочка была смелой как папа и гаража темного не боялась никогда. А скоро стало светло от света в окошке и девочка залезла на мотоцикл.
Девочка на нем покаталась. Она съездила в магазин и на почту. И на реку и в церковь. Он даже чуть не упал, потому что стоял на одной ноге и двух колесах. Но возвращение девочки домой оказалось неестественным. Она привезла торт и рыбу ни для кого.
И тогда она завела себе дочку – как мама. Дочка была сразу всех возрастов: закутанная в пеленку, лежащая в коляске, она все понимала, слушалась и отвечала разумно.
Теперь, прежде чем куда-то поехать, мама уговаривала ее быть хорошей и осторожной; не лезть гвоздем в розетку, не зажигать газ и печь, не мыть кота, потому что он поцарапает. Она ехала и покупала все то, чего ждала дочка, и привозила быстро. Она всегда помнила о ней; разлука была болезненной – дочка тосковала не как кукла. И радовалась не подаркам, а маме. Так они и жили.
Но вдруг открылись ворота. Стало ярко. Папа стоял не строгий, но суровый. Он не говорил, а думал. Девочка хотела было попрощаться с дочкой, объяснить, что она идет в другой мир ненадолго – но растерялась перед папой и стала не знать, что делать; она вышла из гаража с памятью о том, что в щель потом все дочке объяснит и через щель спать надолго уложит.
Ворота гаража закрылись, и стало снова темно. Девочку не отчитали, и она нашла себе другое дело и другую дочку.
А в гараже, в овальном оцинкованном тазу, завернутая в кусок промасленного брезента, осталась безутешно плакать стертая белильная кисть – которая, так недолго побыв ненастоящей куклой, уже не забудет ту настоящую любовь, которой была согрета.
Спасибо!