Данте на сцене
Поставить Данте на сцене очень трудно, как и читать.
(Эймунтас Някрошюс)
- Свой "Рай" в рамках фестиваля "Сезон Станиславского" в ноябре 2013 года трижды показал Театр Meno Fortas режиссёра Эймунтаса Някрошюса. Это были три разных спектакля. "Дворец на Яузе" оказался мало приспособленным. Сцена значительно отличалась от пространства Театра Олимпико в итальянской Виченце, построенном гениальным архитектором Палладио в середине XVI века. С 2012 года Някрошюс стал его художественным руководителем.
Хронос тоже внимательно слушал рассказ Хомеринки.
— "Рай", поставленный на этой великой сцене, которую Сальвадор Дали считал пронизанной божественным эстетизмом, с трудом выдерживает "переезд" куда бы то ни было. Во второй день показов не хотел работать свет и в середине спектакля погас.
— И это не случайно! — подумал Хайме.
Хронос посмотрел на него, покачал головой и приложил палец к губам, чтобы он молчал. Хайме кивнул и трижды похлопал ладонью по губам, показывая тем самым, что ничего не скажет. Хомеринка же, не обращая внимания ни на что, продолжала:
- Свет, символика которого у Данте имеет такой богатый спектр значений, у Някрошюса запечатлелся в простом, но в тоже время сильном театральном образе: три театральных софита "источали" свет в виде веревочных "лучей". Эти лучи-веревочки рисовали сферы, не семь — как у Данте, а три. Этого хватило, по замыслу режиссёра, чтобы заработал театральный "рай". Веревочки ещё "сплетали" потоки Стикса или той божественной благодати, которой причастны блаженные души в седьмой сфере у Данте.
Поток веревочек вёл прямо в зал, и в финале Данте (актёр Роландас Казлас) и Беатриче (актриса Иева Тришкаускайте) плыли, путаясь в них и в девичьих бусах, которые отдали старьёвщику Харону на переправе в вечность.
— Удивительные образы! — невольно воскликнул Хайме, несмотря на запрет.
— Да...- проговорил Хронос.
— Но это не всё! — Хомеринка театрального взмахнула рукой, как на сцене.
— Харон актёра Вигантаса Вадеиша — артистичного вида старик — снисходительно принимает в свои хранилища человеческие шалости и грехи: дым сигаретки, жесты и выражения лиц, одежды, чревоугодие и кокетство — всё старательно заворачивается в бумагу и упаковывается в сундук. В этот большой человечий музей обращается Данте, когда ему нужно что-то объяснить своей бестелесной Беатриче.
— Собственно, это и есть задача Някрошюса — рассказать о том, как бестелесные образы воплощаются в искусстве театра. — подвёл итог рассказу Хомеринки Хронос.
- Да, дедушка! — произносит девушка.
Хронос нахмурился, но ничего не сказал.Хомеринка улыбнулась.
— Данте, точно ребенок, зарывшийся в колени Беатриче, создаёт на сцене образ небесной любви. А Бас-гитара, расположившаяся в раю, и пианино — в его преддверии, там где течёт река Стикс, то страстно, то монотонно сопровождают райское путешествие поэта, как и пульсирующие волны света.
Рассказ Хомеринки сопровождают на экране сцены из спектакля, что создаёт эффект присутствия. Яркие всплески слепят глаза, но Хайме продолжает смотреть и слушать.
- В спектакле возникает философское пространство эйдосов, очищенное от всего лишнего.
— Эйдос, Эйдос...- произнёс полувопросительно Хайме.
Хронос стал объяснять:
— Эйдос, с др.-греч. вид, облик, образ, - термин античной философии и литературы, первоначально обозначавший «видимое», «то что видно», но постепенно получивший более глубокий смысл - «конкретная явленность абстрактного», «вещественная данность в мышлении».
— Видимое в невидимом, — понятно, но сложно, — приподнимая брови сказал Хайме.
В это время, перемещаясь в свет - образ Рая, молодые люди набрасывают белые рубашки на одно плечо и мгновенно становятся похожими на изысканные ангельские образы Средневековья. А девушки, щебеча и воркуя, непокорным движением головы, нехотя, сбрасывают в сундук Харона свои украшения.
— Так беззаботно ещё никто, кажется, не рассказывал про роковой переход из земного и телесного в вечное и Бесплотное, — рассуждает Хронос.
— Но как же еще рассказывать об этом? — удивляется Хомеринка. - Ведь не о смерти размышляет здесь Някрошюс, но о том, что " Рай есть!". Этим ликующим восклицанием заканчивается его совершенный, простой и изысканный рассказ о поэме Данте.
Когда Някрошюса спросили:
- Нужно читать Платона, чтобы поставить "Божественную комедию"?
Эймунтас Някрошюс ответил:
- Нет. Но никогда не помешает. Вообще, когда я начал над этим работать, я столкнулся с такой сложностью, которой не встречал. И увидел потом, насколько вся последующая поэзия невозможна без Данте, что все его цитируют так или иначе. Только читая комментарии, я стал постепенно осваиваться в этом тексте. Там столько тем, сюжетов, идей — нереально всё поставить. (1)
Предыдущий великий режиссер, ставивший Данте в начале 70-х годов XX века, Йозеф Шайна (2), был человеком, прошедшим ад Освенцима и Бухенвальда. Участник движения Сопротивления, он знал, что такое гореть в геенне огненной - печи концлагерей в годы Второй мировой войны работали бесперебойно. Шайна, узник под номером 18729, чудом уцелел в земном аду и воплотил тени этого ада в своих трагических сценических композициях. Его спектакли "Реплики Данте" (1974), "Сервантес" (1976) и "Маяковский"составили цикл под названием " Портреты". Их объединяет проблема драматического противостояния художника и общества, которая была для него продолжением все той же темы, но в ином аспекте: творческая личность проходит круги Ада и погибает, оставляя после своё искусство.(3)
Някрошюс снимает с «Божественной комедии» пафос и трагизм, делает акцент на «комедии», тем более что именно так, «Комедией», и назвал поэму сам Данте.
Сюжет спектакля
Встречаются два парня, Данте и Вергилий, и без всяких высокопарных «О, учитель!» путешествуют по вполне милому, иногда весёлому пространству, которое уж никак не «смердит под жидкой пеленой», но всё же зовётся адом. В спектакле Ад — это большой «чёрный человек» в длиннополом пальто, который, расставив руки и как бы обнимая пространство, описывает медленные круги, отделяя один от другого.
А на сцене — огромный чёрный шар справа и блестящая спираль, вырезанная из ударной тарелки. Таков замысел режиссёра.
Спектакль более философский, чем трагический. Так Някрошюс даёт зрителю понять, что Ада нет, он в душе каждого, маленький или большой. Главное, не надо его бояться.
Борхес о Данте
Непознаваемость мира приводит Борхеса не к отчаянию, а к радости - процесс познания прекрасен именно своей бесконечностью.
(А.Фридман)
Хорхе Луис Борхес — один из интереснейших мыслителей нашего времени, к голосу которого прислушивались виднейшие умы XX века. (4) Создано им немного — несколько сборников стихов, рассказов и эссе, причём последние напоминают своим лаконизмом конспекты. Но мыслей здесь — на многие тома. Борхес видит любую вещь одновременно с разных сторон, учитывая всевозможные взгляды и толкования. Он подчёркивает обманчивость мира, сложность всех его явлений.
Просто Борхес жил в другой Вселенной, его мысли столь неожиданны, что кажется, будто он наблюдает за нами из четвёртого, а то и пятого измерения.(5)
— Мир непознаваем!
Это утверждение приводит великого мыслителя не к отчаянию, а к радости. Борхес размышляет:
- Процесс познания прекрасен именно своей бесконечностью.
Такой бесконечностью для публициста был Данте и его "Божественная комедия".
— Беатриче значила для Данте бесконечно много, — пишет Борхес. - Данте для Беатриче - очень мало, может быть, ничего. Все мы склонны к благоговейному почитанию любви Данте, забывая эту печальную разницу, незабываемую для самого поэта. Читаю и перечитываю воображаемую встречу и думаю о двух любовниках, которые пригрезились Алигьери в вихре Второго круга — о туманных символах счастья, недоступного Данте, хотя сам он, может быть, не понимал этого и не думал об этом.
О donna in cui la mia speranza vige,
E che soffristi per la mia saluta
In inferno lasciar'le tue vestige.
"О ты, которая спустилась в Ад,
Чтобы спасти меня, чтоб укрепить
Во мне надежду..."
После этих слов теперь Беатриче смотрит на Данте мгновение и улыбается, чтобы потом
вернуться к вечному источнику света.
Итальянский критик и философ Франческо де Санктис (6) так толкует это место:
- Когда Беатриче удалилась, Данте не жалуется: всё земное в нём перегорело и разрушено.
- Верно, если думать о цели поэта, - соглашается Борхес. – Ошибочно, если считаться с его чувствами.
Аллегории Данте
Девять вращающихся небес, южное полушарие, покрытое водой, с горою в центре, явно соответствует старинной космологии; некоторые считают, что эпитет "старинная" столь же подходит и к сверхъестественному устройству поэмы, и девять кругов ада не менее ветхи и беззащитны, чем девять небес Птоломея, а Чистилище нереально, как гора, на которой Данте его поместил.
Можно по-всякому возразить на это: во-первых, Данте не собирался устанавливать подлинную или вероятную топографию Того Света. Он сам… писал, что сюжет "Комедии" попросту состояние душ после смерти", а в аллегорическом смысле — то, что человек своими заслугами или проступками сам создает себе награду или казнь.
Джакопо ди Данте, сын поэта, развил эту мысль. В прологе к его комментариям он писал:
"Комедия" стремится показать в аллегорической форме три состояния человека: в первой части, именуемой "Ад", рассматривается порок, во 2-й — "Чистилище" — переход от порока к добродетели, в 3-й- "Рае" — совершенный человек… чтобы постичь Высшее благо, человеку необходимы и высшая добродетель и блаженство".
Так понимали и прочие комментаторы древности, к примеру, Джакомо делла Лора объяснял так:
"Поэт разделил книгу на три части — Ад, Чистилище и Рай, чтобы показать, что жизнь возможна в трех видах: жизнь порочных, жизнь кающихся и жизнь добрых".
Ещё одно достоверное свидетельство: Франческо да Бути, изучавший "Комедию" в конце XIX века говорил:
"Сюжет поэмы буквально — состояние души, разлученной с телом, а морально — кары и награды, которые достанутся человеку вследствие свободы воли".(5)
Эффект Данте
- Время не только Доктор, Учитель, Творец, но и великий Режиссёр, - высказал Хайме свою мысль, которая окончательно оформилась в его сознании. — Время всё всегда расставит по своим местам.
Хронос сначала застыл, не понимая о чём идёт речь. Превратился в статую. Хайме показалось, что время остановилось. Исчезли не только звуки, ранее раздававшиеся с экрана, но и изображение. Экран просто исчез со стены и в провале образовалось огромное окно, даже не окно, а иллюминатор, как на корабле. Только за ним было непроницаемое, чёрное, безвоздушное пространство. Хомеринка тут же исчезла, произнеся напоследок:
— Ой, Хронос разгневан. Бойся его гнева!
Хайме вздрогнул, но не испугался. В его сознании промелькнула мысль:
- Я в машине времени?
Только тогда всё стало как прежде. Вернулся экран с
Истана! Это верно сказано.
( Хомеринка у тебя интересная)))