[justify]
На нашем участке, на строительстве работало тогда человек десять или двенадцать расконвоированных заключённых. Утром, к началу рабочего дня их привозили на стройку, и вечером, после окончания рабочего дня их увозили. Человека три или четыре из них, работало в нашей бригаде, и переодевались они в нашем вагончике. Остальные были распределены по другим бригадам. Наиболее примечателен, более других выдающимся из них был, работавший в нашей бригаде расконвоированный – Боря. У него совсем плохо складывались производственные отношения с нашим бригадиром Иванычем, видимо, из-за несовместимости их характеров, как обычно в этих случаях говорят, но и не только... . Скорее всего это было из каких-то скрытых, и слишком разнонаправленных их побуждений и убеждений, питающих их такие неприязненные отношения друг к другу. К тому же, Боря, так же, как и другие расконвоированные был слишком свободен и отвязан от всякой зависимости от него, от его бригадирских прихотей и претензий. И может быть ещё и то, что слишком разное у каждого из них было жизненное кредо, никак, не позволяющее ни тому, ни другому, так просто примириться с обстоятельствами, вынуждающими их находиться много времени вместе, вопреки желаниям одного и другого. Боря, не переносящий на дух нашего Иваныча, стремился всячески уничижить и «раздавить» его в глазах работяг. Униженный Иваныч, державший в напряжении и страхе своих работяг, никак не находил способа ни избавиться от Бори, ни укротить его, для этого у него было слишком мало власти, не по его же прихоти он оказался здесь – дай ему волю, растерзал и разорвал бы его. При этом ни один, ни другой, не обмолвливались и словом, понимали и люто ненавидели друг друга без всяких слов.
Иваныч, это совсем уже не молодой человек, года пятьдесят три - пятьдесят четыре было ему, уже к тому времени был на пороге старости. Он был небольшого роста, коренастым, с хитрым, пунцово-красным лицом. Он в полной мере обладал всеми необходимыми качествами для того, чтобы быть бригадиром; умел строить доверительные отношения с прорабом и начальником участка, то есть умел выстлаться перед ними, угодить им, умел при надобности навести «тень на плетень». И ещё, крайне важное качество было у него, вызывающее большую зависть у работяг в его бригаде, это умение пить. Не пить вообще, такие бригадиры в природе, похоже, что не встречаются, а если и встречаются, то, в тогдашнюю эпоху тотального пьянства, исключительно редко. И, конечно же, что ещё более важно, это его умение держать нос по ветру, то есть, вовремя распознать, не догадался ли, не расчухал ли, а главное, не болтает ли кто из работяг об их скрытных, тайных, воровских и мошеннических делах. А, если, обнаружится им что-то не ладное, то необходимо было вовремя оповестить об этом свою группку ворюг, втихаря подобранную, опекаемую и руководимую прорабом, сколоченную им из надёжных людей, из работяг. Чтобы те, в случае чего, вовремя приняли какие-либо упреждающие меры, затаились на какое-то время, замели какие-то заметные следы своей жизнедеятельности, ну, чтоб всё же, излишне, не расслаблялись и т.д. Никто, не обладающий перечисленными качествами, скорее всего, никогда не станет бригадиром, потому что тогда, не провернёт аферу прораб, а начальник участка, видимо, главный организатор этого скрытого от постороннего взгляда, предприятия, вряд ли будет держать у себя в штате не проворачивающего аферы прораба. В противном случае подыщет ему замену, ну, и так далее. В ту, называемую теперь застойной эпоху, со всех сторон льющаяся ложь, как дымовая завеса, хорошо прикрывала активную деятельность предприимчивых, весьма проворных ворюг, от бригадиров с прорабами, и до, бог весть каких высот. К примеру, аферистов внеш. торга, проворачивающих, куда более серьёзные аферы, чем какие-то там прорабы. Они все вместе, снизу доверху, к тому времени, уже весьма серьёзно подгрызли экономические устои того государства, да так, что оно зашаталось и впоследствии рухнуло.
Да собственно речь, больше не об этом, а то можно в такие дебри влезть, что мало не покажется. Это место заповедано и строго охраняется всё тем же по своему стилю, манерам и духу, их государством. Все эти воры, аферисты, взяточники и прочее отребье, уже давно сделали государство своим – воровским, а не каким-то там рабоче-крестьянским, чем на протяжении многих лет, поставленные для этого люди, своими проповедями туфтили и заморачивали головы (запутывали сознание) наивным обывателям. Но, если избегать, такой, может быть, кажущийся таким мрачным его контекст, то рассказ будет многим, менее реалистичен и менее связан с той эпохой.
Наш Иваныч, как и любой другой бригадир, в любой другой бригаде, поддерживал в рабочем коллективе не только дисциплину, но и морально-психологическую обстановку, отвечающей вполне, той лживой, теперь уже, давно ушедшей эпохе. К тому времени, ещё только, только занялась алая заря той самой пресловутой перестройки. Теперь, сразу же, настроившись на её волну, ещё более активизировалось ворьё всех мастей, нашедшее самую подходящую питательную среду, и лучшие условия для своей бурной, паразитической, воровской жизнедеятельности. Прикрывшись уже новой риторикой, уже другой, несколько изменённой словесной шелухой, ещё более залихватской болтовнёй подогнанной под новые их цели, и ещё более впечатляющие задачи, громогласно разносившиеся тогда с высоких трибун. И всё о том же, якобы, о приходе какого-то, ещё более, нового счастливого завтра, и ещё вдобавок, с какими-то «реформами», ещё более надёжно прикрывающими их тёмные дела. И ещё чуть позднее, с захватом политической власти в 1991 году, все эти воры и мошенники быстренько узаконивали, освобождением от уголовной ответственности, псевдо экономические действия – воровство, мошенничество, взяточничество. С той лишь целью, чтобы дать возможность асоциальным элементам – ворам, мошенникам, взяточникам, аферистам всех мастей, сказочно обогащаться в их новой и «светлой» жизни. С приходом новой постперестроечной эпохи, они стали свободны от уголовной и прочей ответственности за воровство, мошенничество, взяточничество, и прочих асоциальных действий. Вон, оказывается для чего, они туфтили всё про какие-то реформы, и мутили ту самую пресловутую перестройку! И ловко же, в подходящей идеологической упаковке, с помощью средств массовой агитации и пропаганды, они тогда, вбрасывали всю эту туфту и ложь инфантильной массе, как путеводитель – отче наш, в новое «счастливое» завтра. Всех поверивших и уверовавших в их очередное, беззастенчивое враньё, в их очередную туфту, они, обычным делом, беззастенчиво кинули, и отправили в обычное нищенское гетто. На пороге уже стояла новая эпоха, когда ещё более, с несравненно большим размахом активизировали свою деятельность, почувствовав ещё большую, обретённую ими свободу от закона и совести, воры, мошенники, взяточники – асоциальные элементы. Когда, в конечном счёте, они порвали в клочья и уничтожили экономику страны. И, с чем многие, очень наивные и доверчивые (инфантильные) люди, связывали тогда свои надежды, на какую-то лучшую и более достойную, обеспеченную жизнь, закончившиеся для них полным крахом и глубоким разочарованием. Воры и мошенники свернули её, ту самую пресловутую перестройку, в нужное им русло. Это когда на политический олимп взошёл абсолютно бездарный, не компетентный карьерист, неутомимый демагог лже коммунист, своей бессвязной многолетней болтовнёй, он успешно наводил тень на плетень. Когда в итоге оказалось, что он на протяжении шести лет своего нахождения на политическом олимпе, делал всё для уничтожения социализма в стране, и самой страны. (Это из его же циничного признания по истечении многих лет). А пока, продолжалось то время, когда только – только прокукарекали с высокой трибуны, о её начале, о её радужных перспективах совсем в не далёком будущем; поэтому и Иваныч действовал ещё всё же, больше, в духе до перестроечного времени.
И, если, кто-либо из работяг в его бригаде нарушал тогда тот порядок вещей, сложившийся везде и всюду на производствах в то, да и не только в то время, выходил за означенные рамки, Иваныч, выполняя указания свыше, выправлял положение тем, что больно ударял ослушника рублём. Это означало то, что в текущем месяце недосчитаешься двадцатки, а то и больше, это уж, как Иваныч определит меру твоего проступка. При среднем заработке сто шестьдесят, сто восемьдесят рублей в месяц, это, всё, таки, ощутимо. Какие-то иные нарушения в бригаде, были редки, а вот нарушения трудовой дисциплины, исключительно из-за пьянства и продолжительных запоев случались часто, были просто обычным делом. Столь нерадивых работников, Иваныч, подобно промысловому охотник высматривающему дичь, зорко высматривал их на протяжении рабочего дня, и нещадно бил эту «дичь» рублем, хотя, он сам пил не меньше; но, с каким восхищением, и даже, уважением, и горькой завистью о нём говорили работяги: «Умеет пить гад»! Это обычно звучало так заискивающе торжественно, как будто в мире не существует каких-то других, лучших человеческих качеств, сравнимых, ну, разве, что с обладанием какого либо природного таланта, способного вызвать и восхищение и зависть. Это была их самая высокая мечта – уметь пить так, как умеет пить этот змей подколодный. Его так часто, почти всегда, «за глаза», без его присутствия, называли обиженные им работяги, лишённые двадцатки. Его, какое-то, по их представлениям, мастерское умение пить, не ломаясь, было для них вожделенной, недосягаемой, неподдающейся осуществлению, но очень заманчивой и желанной мечтой. Сравнимой ну, разве что, с синей птицей счастья, вызывающей в их томящихся душах, большое, глубокое сожаление своей недостижимостью.
Работяги в его бригаде, относились к нему пренебрежительно, и вместе с тем, побаивались его; злобно говорили о нём: – этот змей подколодный может больно и беспощадно жалить – ударить рублём, если заметит кого-то из них «больного», это значило пьяным, не удержавшегося и опохмелившегося в рабочее время, чтобы прекратить, становящиеся невыносимыми, похмельные муки. Хотя, около половины работяг в его бригаде, злостными пьяницами не были и трудились вполне добросовестно, но всё же, они были таким шатким элементом, иногда были всё же, подвержены влиянию тех самых, уже безнадёжных пропойцев, в результате, тот или иной из них тоже попадал под разящее жало змея подколодного – Иваныча. Но, змей подколодный, вёл свою промысловую, ежедневную охоту, в общем-то, не на них, а уже известных ему безнадёжных пропойцев и алкоголиков в бригаде. Внимательно, на протяжении рабочего дня высматривающего эту дичь, и хорошо отработанными, за много лет применения приёмами, поражал её. От опытного, зоркого взгляда Иваныча уйти не замеченным, ни кому не удавалось, был, всегда настигнут им, и безжалостно ужален этим злым змеем подколодным, хорошо натасканным на этого «зверя».
Потом, эти недоплаченные к
