Это все из-за Греки, чтобы его раки съели.
Шли с ним вечером, настроение отличное, улыбки на лицах, музыка в ушах. У меня романс Кусикова «Бубенцы» на музыку Бакалейникова, Грека насвистывал “Чижика-Пыжика”.
И подкатывает сзади две серые “Волги”. Выходят трое в штатском: Ваши документы.
Нормальная ситуация. Что надо делать в таких случаях? Конечно, предъявлять, потому как хулиганы и грабители документы не спрашивают. Тем более что у меня были с собой визитки, можно было все решить миром. Но Грека вскипел, как чайник.
- А кто вы такие, чтобы документы спрашивать?
И попытался с разворота ударить ногой в голову близ стоящему.
На шестьдесят седьмом градусе его остановили натренированной подсечкой, и Грека рухнул на асфальт.
Тут нас и приняли. Бумс-хлоп-епст-бздынь-пук-бряк. Че за дела? Я получил неожиданный удар в лоб с бесплатным фейерверком и довольно ощутимый тык в ребра, после которого захотелось отползти в канаву и позвонить маме. Грекой играли в мини-футбол с таким азартом, как-будто готовились к матчу с Бразилией.
Все закончилось также неожиданно, как и началось.
Суровый голос: Грузите их в машину. В отделении разберемся.
Нас с Грекой посадили на заднее сиденье, предварительно надев наручники и аккуратно пригнув головы перед дверцей.
Это было всегда выше моего понимания. Для чего полицейские, сажая нарушителей в машину, так бережно придерживают голову, чтобы тот, не дай бог, не ударился, предварительно перед этим, использовав его, как спарринг-партнера для отработки смертельных ударов.
А у нас с собой было по дозе на брата. Короче, статья двести двадцать восьмая, чтобы было всем понятно, вырисовывалась намертво.
Дальше все закручивалось плоховатенько. Греку увели “просто поговорить” в соседнюю комнату, а мне устроили допрос под протокол. Ну, конечно, дали “пару лещей” для приличия, чтобы слова не забывал и поехали.
- Кому продаешь наркотики?
- Не продаю, покупаю. Для себя. – Это я сразу начал срок скашивать.
- У кого? Фамилия, адрес?
- Не знаю. Взял на закладке.
- Где закладка?
- В туалете на автовокзале. Второе очко от окна, под правой подошвой.
- Как это?
- Она съемная.
Тут я говорил чистую правду. Чего уж тут скрывать.
- Ну, вы даете. Скоро в очко нырять будете за дозой. Телефон какой?
- Не знаю. – Тут я был искренен как никогда. Грека знает.
- Кто такой?
- Он сейчас с вашими сотрудниками беседует.
Сунули мне протокол, и повели в камеру.
- Может, отпустите, - сделал я безнадежную попытку.
- Сначала в бане помоем и еще покормим. И тогда уж. Потерпи двое суток.
Через два дня все быстро разрешилось. Решение судьи: угроза обществу, давить таких наркобаронов надо, вероятность побега, приплюсовали сопротивление при задержании. Оставить под стражей. - Ну, зачем так-то? Ничего святого и, как итог - два месяца в камере пока идет следствие.
Сижу, думы думаю, как мне из всего этого выскабливаться. Да, вляпался по самые ноздри. Гад, Грека. Кстати, как он там?
И все дальше идет своим чередом. Жду суда, хожу на допросы, раскладываю пасьянс: сколько попросит прокурор, в каком настроении будет судья, и сколько дадут, учитывая мое чистосердечное признание.
Вызывают на очередной допрос. В комнате трое. Предложили сесть, дали закурить.
- Чай будешь?
О, жизнь, кажется, налаживается. Налили полную кружку.
- В принципе, ты нам не нужен. Твои приятель нам все рассказал.
Молния в голове: Грека не мог сдать. Даже, если его пилили двуручной пилой.
- На свободу хочешь?
Я молча кивнул. Как бы не спугнуть удачу.
И повели все трое со мной беседу, как отцы родные. И что я еще молод, и если меня закроют, то вся жизнь будет покалечена, а они-то уж постараются. И я должен в это поверить. И вообще, надо вставать на путь исправления, и думать о будущем.
Вербуют, подумал я, но расслабился и не сразу понял смысл происходящего.
А смысл был следующим. Где-то в глухой деревне существовало секта единоверцев «Белые голуби». И никак эту секту не могли прикрыть, надо было брать с поличным, а это никак не удавалось. И вот мне предлагали внедриться в эту секту и помочь операм. - Всего-то? Да, раз плюнуть. Зато: “свобода, свобода, свобода, девочки, карты, вино…”, - заиграло у меня в голове.
- Согласен?
- А то.
- Подпиши. Детали обговорим потом.
- Что это?
- О неразглашении.
- А, понимаю.
И подмахнул, не читая. Как в банке при выдаче кредита. И жду, когда отпустят.
- А что это за секта такая “Белые голуби”, голубятники что - ли? Это, вроде, не преступление.
- Нет, не голубятники. Это скопцы.
- А это, кто такие?
- Ну, уродуют себя, отрезают части тела.
- Пальцы?
- Члены.
Стоп, приплыли, дальше не гребем. Во, влип. Ничего себе, детали обговорим потом.
- Вы что, наркотиком просроченным кололись или водку паленую пили такое мне предлагать? Не, я не согласен. Рвите бумагу.
- Поздно, братец. Обратного пути нет. Или нам помочь, или в тюрьму, на “десяточку”.
- Да, ты не переживай, все будет под контролем. У нас там есть свой человек, он тебя порекомендует, что ты хочешь войти в секту, соглашаешься на оскопление, а во время ритуала мы их и возьмем. Ты, мы видим, парень боевой. Такие нам подходят.
- Боевой-то боевой, но, ребята, не на столько. Сравнили ритуал с казнью.
- Мы будем контролировать каждый шаг. У нас камеры поставлены, и группа захвата будет начеку. Успеем во время.
Фиг они успели. Не буду рассказывать, как я на это подписался, видимо сильный травмировался при душевных разговорах. Больше нечем объяснить.
Наступил день икс. Сижу в избе, жду, когда надо мной обряд будут исполнять. Старший у них, говорит:
- Брат, сначала мы хотели, чтобы ты лишился «удесных близнят», но потом подумали, что ты сразу сможешь сесть на белого коня.
Это значит, что мне все отрежут, под самый корень. Во, веселуха.
А у меня состояние: хоть хереса бутылку, хоть обухом по затылку. Одна мысль, когда штурм начнется? Где эти камеры, верчу головой, пытаюсь обнаружить. Хоть знак какой подать. И не убежишь. Сижу голой задницей на стуле, как на огородном стульчаке, только дырка поменьше, трясусь, как в лихорадке, руки привязаны, в дырке достоинство мое свисается, скукожилось все, как у первоклассника после купания, чувствует нехорошее, под стулом таз. Ну, вообще, полный пушистый зверек.
Старший овечьи ножницы точит, его братия ритуалы радеет.
Захотелось проснуться от такого сна. Но я же не сплю, бляха-муха, только остро ощущаю: жизнь – не удалась. Поиграл в Штирлица.
Ну, все, хватит. К черту такие игры. Считаю до десяти и выбрасываюсь вместе со стулом в окно. Пусть без меня ловят этих скопцов. Один, два, три, четыре, пять… Мама родная!!! Какая боль, Аргентина – Ямайка: сто – ноль!
Это какой-то опостыш из секты подполз сзади, когда я ни сном, ни духом не ожидал такого сюрприза, и отработанным приемом резанул меня под самый корень.
Тут ОМОН врывается, шум, гам суета, дым, ложь и провокация. Но мне это было уже не интересно. Я впал в кастрацию.
Выходили меня. Полгода в больнице провалялся. Привинтили мне вместо утерянного органа какой-то пластмассовый заменитель. Попробовал, вроде работает. Хорошо, что живой остался. И на свободе. А вот Греке не повезло - в тюрьму загремел, там его и зарезали через неделю. У смотрящего увел телогрейку. В ней и похоронили.
Даже на работу устроился в леспромхоз. Подальше от людей. Начальник злой, как собака. Любимое выражение: “Я тебе яйца с корнем вырву”. На мне обломался. Показал я ему свое хозяйство, чтобы он словами не разбрасывался. Сник леспромхозник. В ступор вошел. Таким и увезли в психушку. До сих пор диагноз поставить не могут. А я, ничего, работаю.
Иногда под звук пилы пытаюсь напеть романс Кусикова, не получается. Слова: “Пусть же кони с распущенной гривой с бубенцами умчат меня в даль”, помню, а мелодию Бакалейникова потерял. Ну и ладно
Не про меня этот романс. С бубенцами проблема.
