В зал заседаний пригласили членов нашей команды. Поймав взгляды друзей, я понял: они знают, что и как здесь говорить. Начали с опроса Марка Карлена – с действующего руководителя контрольной экспедиции XL17е. Были заслушаны показания, что благодаря моим действиям с планеты удалось эвакуировать блокированных косморазведчиков. Настрой комиссии начал потихоньку меняться. Несмотря на то, что у части её состава по-прежнему было своё мнение, холодный и резкий тон в вопросах председателя, наконец-то, исчез.
После подробного рассказа о том, что данные разведчиков, переданные в Центр и в контрольную экспедицию, оказались не полными, Карлен перешёл к самому главному. Он рассказал, что, имея богатый опыт, впервые столкнулся с таким явлением, как XL17е. Карлен привёл убедительные доводы, которые доказывали, что эта планета — абсолютно новое и уникальное явление, и процессы, происходящие на ней, не укладываются в каноны современной науки. Комиссия слушала внимательно, не перебивая, и, похоже, его слова, наконец-то, дошли до разума высокопоставленных представителей Центра.
– Прошу уважаемых членов комиссии принять во внимание, что благодаря контакту первого уровня Алекса Паркса, удалось не только эвакуировать выживших косморазведчиков, но и закрепить связь с иным разумом, – Карлен закончил свою речь и добавил: – Не сомневаюсь, действия Паркса помогут в изучении явления, с которым мы столкнулись, и углублении наших знаний в планетологии. Как действующий руководитель контрольной экспедиции, прошу это учесть при принятии решения относительно Паркса. Предлагаю объявить XL17е карантинной зоной и продолжить её изучение.
Меня не удаляли из зала заседаний, я слышал всё, о чём говорилось. Наблюдая за тем, что происходило, я ждал своего часа. Судя по всему, решение нашего вопроса затянется, но я понимал, что от этого зависит не только моя судьба, и не торопился. Опросив Берзина, и уже стоящего на ногах Зарубина, комиссия перешла к опросу Милы Чер.
При мысли, как комиссия отнесётся к нашему открытию, мне вновь стало не по себе. За время последних событий я успел понять, Мила – девушка с импульсивным характером, и как она отреагирует на скепсис и высокомерие представителей Центра – неизвестно. Глаза Милы сверкали воодушевлением, и это в самом начале внушало опасения. Я боялся, как бы она не сказала лишнего. Однако после её первых слов сомнения исчезли. Мила говорила по делу и убедительно. Она раскрылась как профессионал своего дела: она сумела доказать, что человечество впервые столкнулось в космосе не только с абсолютно новой формой жизни, но и разумной! Комиссия, ни разу не прервав, внимательно её выслушала, и, судя по молчанию чиновников, в «воздухе запахло» переломом. В конце своей речи Мила всё-таки отличилась. Она закончила её словами:
– Как экзобиолог и член контрольной экспедиции, также прошу объявить планету XL17е карантинной зоной. Мы должны создать новую группу для изучения данного феномена, в состав которой необходимо включить Алекса Паркса – нам необходим его опыт.
Мила победоносно кинула на меня испытывающий взгляд. Захотелось подбежать и расцеловать её, но я, разумеется, в тот момент позволить себе этого не мог. Я ответил благодарным взглядом, она огоньком, который вспыхнул в её глазах. Люди, которые смотрели на нас сверху вниз, вновь заговорили между собой, на этот раз оживлённее, чем прежде. Через какое-то время председатель комиссии обратилась к нам:
– Ваши показания приняты. Они будут учтены при вынесении решения по делу XL17е. Однако обвинения, предъявленные Парксу и Богданову, весьма серьёзные. Паркс, мы выслушали каждого из вашей группы, вы готовы высказаться?
– Да, я присоединяюсь к сказанному: мы вступили в контакт с абсолютно новой формой разумной жизни. Он сможет вывести человечество на более высокий уровень развития. Однако это возможно только при соблюдении правил и условий, при которых наше взаимодействие окажется продуктивным, – начал я и, задумавшись, как бы своими словами ничего не испортить, продолжил: – Планета XL17е – это не просто планета, она – живое разумное существо. Она первой пыталась выйти на контакт с косморазведчиками Руда Кёртнина из Экспедиционного корпуса, но они её не услышали. Тогда планете пришлось защищаться так же, как мы боремся с опасными бактериями. Не знаю, почему этот разум выбрал меня, но он первым вышел на контакт в облике моей когда-то любимой девушки – Этты Варшавской.
– Какое это имело значение? Я имею в виду лично вас, – явно интересуясь деталями, поинтересовалась председатель комиссии.
– Мы были обручены, но во время службы в Спасательном корпусе, во время эвакуации людей, попавших в западню на Ириде, она погибла. Это тоже указано в моих отчётах и показаниях. Я понимаю и признаю, что грубо нарушил устав космофлота и вступил в контакт с неизвестным разумом без необходимого в таких случаях согласования и разрешения. Но это был шанс спасти выживших на XL17е, и выбора у меня не было, – уверенно ответил я, понимая, что впереди ещё одна проверка.
– Повторяем: насколько большое значение имело для вас то, что вы увидели свою погибшую девушку? – снова спросила председатель комиссии.
Я оказался прав – они задали тот же самый вопрос. И это значило, что в нашем деле наступил перелом. Слушая всё, что здесь говорилось, я осознал одну вещь. Когда среди остатков лагеря косморазведчиков в квадрате М11 Этта взяла мою голову в свои ладони, и наши глаза встретились, она передала мне нечто большее, чем просто информацию. Она подарила частичку себя, которая изменила мои способности к восприятию окружающего мира. Теперь я чувствовал, что происходит в сознании и разуме других людей. И я перешёл в наступление:
– Я понял, что этот разум пытается выйти на контакт именно со мной и Зарубиным. Мы оба знали Этту Варшавскую. Разум, с которым мы столкнулись, знал, что мы не воспримем её появление, как угрозу. Это говорит о том, что он намеренно использовало облик Этты. Повторюсь, я не знаю, почему выбрали именно меня, не кого-то другого. Я до сих пор не могу простить себе гибель любимой, и, возможно, этот фактор стал решающим. Дело в том, что сама эта планета – живой разумный организм более высокого порядка, чем наш, и он готов к диалогу. Присоединяюсь к мнению членов нашей экспедиции: XL17е следует объявить карантинной зоной. Нам нужно изучить явление, c которым мы столкнулись – для этого необходимо создать отдельную группу.
На какое-то время в зале повисла напряжённая тишина. Через пару минут, председатель комиссии её нарушила:
– В заседании по делу XL17е объявляется перерыв. Мы учтём и рассмотрим все данные и ваши показания. До принятия окончательного решения Паркс и Богданов остаются под арестом. До вынесения окончательного вердикта членам контрольной экспедиции также запрещается покидать Беллу. Все вы будете ещё раз вызваны для оглашения решения по этому вопросу, – подвела она итог.
На сегодня всё было закончено. Комиссию из Центра ждало явно непростое обсуждение услышанного, и мне разрешили встретиться и поговорить с членами нашей команды.
– Спасибо друзья, вы молодцы! – поблагодарил я друзей, когда мы остались одни в помещении, специально отведённом для меня.
Это была просторная комната со всеми необходимыми удобствами. У дверей дежурила охрана из двух офицеров Центра, но арестованным я себя не уже чувствовал. Поймав взгляд Милы, я добавил:
– Особенно ты. Не сомневаюсь, твои слова сыграют главную роль.
– Будем надеяться, что они к ним прислушаются, и наши усилия не напрасны, – задумчиво произнёс Карлен. – Думаю, готовое решение по нашему делу было готово ещё до начала заседания в Центре, Алекс.
– Я это тоже понял, как только вошёл в тот зал, и едва не "сорвался", но сумел сдержаться.
– Напрасно вы так, – улыбнулась Мила и с победоносным видом зазнайки продолжила:
– Думаю, нам всё-таки удалось их переубедить. Вы видели, как они изменили тон после нашего с Марком выступления? Представляю, что там сейчас происходит!
– Да что там может происходить, Мила? Обычная борьба влиятельных групп с разными мнениями за свои интересы. Для них, как для людей, обладающих властью, это дело привычное, – подал голос Берзин.
– С тобой я вообще не хочу разговаривать, предатель! Мог и не докладывать о контакте Алекса службе безопасности, – огрызнулась Мила.
– Ты не права, – встал я на защиту Берзина. – Он обязан был доложить. Правила в космофлоте одни для всех, да и без помощи Рамоса я не смог бы вывести всех разведчиков. Так что зря ты так, – и поинтересовался: – Что с Сергеем, как он?
– Да что с ним будет? Передаёт тебе привет и говорит, что со сломанными рёбрами ему необходимо сидеть на месте. Как думаешь, долго всё это продлится?
И тут я вспомнил, что Берзин, вылетев на XL17е, оставил дома беременную жену. Мне стало не по себе – я видел, как он волнуется и не находит себе места.
– Думаю, нет, особенно после сегодняшнего выступления, – я, глядя на него, на мгновение задумался.
С виду Берзин был спокоен, но я-то знал, что творилось у него в душе. Берзин думал о супруге, которая находилась от него в десятке световых лет. И я его отлично понимал. С того времени, как люди стали изучать окружающее пространство, такова судьба всех, кто уходил в неизвестность к далёким мирам, оставляя любимых и близких дома в ожидании и тревоге. Понимая, что тревожит Берзина, я попытался его успокоить:
– Не волнуйся, дружище. Несмотря на то, что на наш счёт было готовое решение, не сомневаюсь, они его изменят. Комиссия не станет затягивать процесс. Одно дело — читать наши доклады, другое слышать обо всём, что там написано вживую.
Мне показалось, что мои слова успокоили Берзина, и через пару минут друзья покинули мою комнату. Задержалась только Мила. Мы молча смотрели друг на друга.
– Какое бы решение они ни приняли, я не оставлю тебя одного. Вдруг ты опять встретишь кого-нибудь ещё из своего прошлого, – попыталась она пошутить, нарушив неловкое молчание.
Но я видел всё, что происходило в разуме Милы. Она волновалась и переживала. Я вспомнил слова Этты, сказанные нам с Зарубиным на базе косморазведчиков: «Вы и ваш разум открыты для меня, я вижу ваши мысли, страхи и намерения».
Теперь то же самое, начиная с момента, когда Рамос допрашивал меня на «Коалиции», происходило и со мной. Я предвидел вопросы Рамоса ещё до того, как он успевал их задать. Очевидно, что в квадрате М11 Этта и в самом деле передала мне нечто большее, чем просто информацию о себе.
– Вряд ли. Может, не стоит связывать со мной судьбу? Спасибо за всё, что ты делаешь, но неизвестно, какое решение примет комиссия по моему вопросу. После такого замечательного выступления, как сегодня, тебя ждёт хорошее будущее, – я поймал взгляд Милы и почувствовал, что это совсем не то, что она ожидала услышать.
Мила обняла меня и напомнила слова, сказанные ещё на «Конунге»:
– Ты забыл – ты мой должник, и я получу с тебя сполна. Не пытайся увильнуть! Просто так я тебя не отдам, и не мечтай от меня отделаться!
– Ну что же, это радует, – пошутил я в
