Иуда.
В первый же день войны Шевчук побежал в ополчение. В первые дни войны, ополчение и было ополчением, - то есть, вооружённые палками и самопалами разнобойные партизанские отряды, состоящие из сопливых пацанов и дедов с бородами по пуп. В первые же дни войны, партизанский отряд, в который попал Шевчук, был выбит полностью. Что и не удивительно. Украинские вояки тоже особым профессионализмом не отличались, но это были всё-таки солдаты. Из всех партизанов в живых остался один Шевчук, - как самый хитрый. В мудрости своей, он решил, что война для него закончилась, и пошёл домой. Он сильно ошибся. Однажды ночью, бывшие товарищи по оружию из другого отряда вытащили его из дому и поставили к стенке. Они спросили, - почему, ты, сука, живой? Ответить Шевчуку было нечего, его вина была налицо. От самопального расстрела его спасло только то, что бывшие товарищи по оружию были вдрызг пьяны. Первой автоматной очередью они просто не попали. Потом они начали спорить между собой. Потом вышел сосед Шевчука выносить мусор. Этот препаскуднейший еврей, с которым Шевчук много раз ругался из-за места на стоянке, вступил с расстрельщиками в визгливую перепалку. Расстрельщики зассали убивать при свидетеле, погрузились в джип и уехали. Потом Шевчук с соседом выпил. Что абсолютно не наладило никаких добрососедских отношений. Шевчук был убеждённый антисемит. А сосед был абсолютно убеждён, что Шевчук, - мерзкая, совковая рожа. То, что он спас этой роже жизнь, подставив свою жидовскую морду, абсолютно ничего не меняло.
Шевчук героем не был. Он понимал, что завтра могут прийти опять. И мерзкая еврейская морда может и не появиться, со своим мусорным мешком. В ту же ночь, накатив ещё стакан, Шевчук ушёл пешком из Донецка в Мариуполь, - на укропскую территорию. В Мариуполе у него была сестра. Которая пристроила его торговать рыбой на базаре. Это была очень тяжёлая работа, тяжелее, чем воевать. Занимаясь этой тяжёлой работой, Шевчук вынашивал план мести бывшим товарищам по оружию. У него была посечена правая щека осколками кирпича от автоматной очереди, которая в него не попала. Он не забыл. Он был мстительная, совковая и антисемитская рожа. Поэтому, наплевав на базар, он пошёл наниматься в добробат «Азов». В вербовочном пункте его сразу оскорбили. Сказали, что он воняет рыбой. Шевчук сжал зубы и стерпел. Потом, человек по имени «Пидюменко Ж.П.» увидел его прописку в паспорте.
- Ого! – Сказал он. – Донецкий?
- Ну, мать там престарелая, - залебезил хитрый Шевчук. – Квартира, вы же понимаете… А вообще, я из Мариуполя, с сестрой здесь живём…
Но вербовщик его не слушал.
- О, Донецк! – Сказал он. – Там такие найт-клубы, каких в Киеве нет! Вы там все перемешались, жиды с русскими, с греками. И девки обалденные получились. Возьмём Донецк, - всё наше будет!
У мстительного Шевчука вылетели из головы все мысли. Он вообще ни о чём не думал. В его забитой рыбой голове просто всплыла картина, - Пидюменко Ж.П. сидит в ресторане «Три гуся» на бульваре Пушкина в Донецке и держит на коленях полужидовскую дочь его соседа. Но хитрый Шевчук сумел пережить и это. Он взял у Пидюменко Ж.П. бумажку к сотнику Бахареву и поехал на Левый берег вступать в ряды. По дороге он вспоминал украинские слова, чтобы было чем объясниться с новыми товарищами по оружию.
Сотня располагалась в бывшем общежитии завода им. Ильича. Сотника Бахарева Шевчук не нашёл. А пока искал, то бродил по коридорам и общался с бойцами. Ни одного украинского слова он не услышал. Все, кого он там увидел и услышал, были русскими, причём половина, - из Донбасса. А что же будет, когда они приедут в Россию, - подумал Шевчук. А дальше думать не стал. Всё, что он увидел и услышал, ему очень сильно не понравилось. Это была совершенно обычная гопота, - пьяная, обкуренная и обколотая. Но совершенно необычно возбуждённая на Донецк, как будто им костью помахали. А что же будет, если вся эта быдлятина придёт в Донецк, - подумал Шевчук. Некоторое время, он ещё постоял в холле, докуривая сигарету. Потом ушёл оттуда. В Бога Шевчук не верил. Но это же был конкретный Содом, от которого следовало держаться подальше.
По дороге домой, Шевчук увидел какую-то церквушку. Он понятия не имел, как это называется, храм или часовня, просто увидел крест. И зашёл туда, дверь была открыта.
- Господи, Боже мой, в которого я не верю, - сказал Шевчук. – Я благодарю тебя за то, что ты удержал меня от предательства. Я много чего плохого сделал, но я не предал. И я прошу тебя, Господи, спаси того жида, который спас меня и в тебя не верит. Аминь. Всё. Больше я не знаю, что сказать.
После этого Шевчук поднялся с колен, отряхнул их и пошёл домой, - в Донецк. Он знал, что впереди будет долгая ночь и долгий путь. Он знал, что его родной Донецк, это очень даже далеко не град небесный. И хитрый Шевчук возвращался туда, будучи готовым к чему угодно. Но без иудиной петли на шее.
