Михаил Зильберман
Проблема
(отрывок из романа "Гнев Энлиля")
IV тысячелетие до нашей эры. Остров Дильмун (Персидский залив). Весна. Дни праздника, посвящённого богине Инанне, "владычице жён" (отождествлялась с Афродитой, Венерой), позднее у римлян - "матроналии", и в наше время - "День 8 марта".
Дом эна (царя-жреца), к которому в гости, в родительский дом, пришёл его брат Тизхур.
У окна центрального зала, стены которого украшала трех-
цветная керамическая мозаика, имитирующая плетеные циновки,
на низеньких табуретах, за невысоким квадратным столиком,
сидели эн и его брат Тизхур и играли в нарды-шашки. У столика,
на полу, покрытом сплошным голубым фетром, стояла серебряная
ваза с фруктами и сластями. Молодая рабыня, опустившись на
колени, растирала престарелому эну пятки. В дни празднества в честь Инанны эн, - главный слуга бога Энки, владыки Города, был свободен от своих каждодневных обязанностей: боги отмечали возвращение Думузи из Страны без возврата в небесном чертоге Великой богини.
Аннипад поздоровался, склонившись перед отцом и дядей, и с
опасением взглянул на доску. У азартного, злившегося при
проигрышах эна, уже все восемь камней стояли на доске. Юноша
обрадовался и у него отлегло от сердца. Эн, сделав удачный ход,
поддел брата:
- Ну, что теперь скажешь, Тизхур, может быть, начнем новую
партию?
- Сдаваться я, дорогой мой, пока не собираюсь, все в руках
божьих, - парировал Тизхур, делая свой ход.
- А тебя что привело ко мне сегодня, сын мой?
- О, отец! Ведь сказано: жена - будущее мужчины! Может
быть, мне будет дозволено жениться?
- Разумеется, когда захочешь. Жизнь твоя не будет полной и
совершенной, если ты не станешь мужем хорошей жены и отцом
нескольких сыновей, убежища твоего. Воистину, иметь жену - это
по-человечески, но иметь сыновей - это по-божески! - Эн сделал
ход и отпустил рабыню.
- Счастье - в женитьбе, а, подумав, - в разводе, - откликнулся
главный жрец богини Инанны, сделав свой очередной ход.
- Ты, Тизхур, прав в том случае, когда жена капризна, вечно
всем недовольна и сварлива. И хуже всего, если не уверено в ней
сердце мужа, тогда демон ревности изгложет душу - ни есть, ни
спать не даст! Но добродетельная жена всегда воздаст мужу
добром, а не злом во все дни жизни своей... Хорошая жена умеет
угадывать желания мужа и поступать сообразно им. Цена такой
жены - превыше жемчугов.
- Так-то оно, так, о мой мудрый старший брат. Однако, нет
вечного счастья в супружестве, ибо привычка убивает желание.
И какая она, твоя избранница, дитя мое? - повернулся
многоопытный Тизхур к Аннипаду. - Наверное, как лучистый
Наннар затмевает звездные светы, так и пред сиянием ее красоты
все меркнет?
- О, дядя, - Аннипад понизил голос, ибо прекрасное тихо названо,
- она - масло и сладкие сливки, а свежа - как вода родника! Она -
словно полная блага кладовая Энки! Ее ароматные волосы -
залитая солнцем крона священного кедра! Подобны гладкой
раковине ее шея и плечи! Ее упругие, круглые груди - цветочные
чаши! Округлы и стройны ее бедра, словно жертвенная ваза! А
дыхание ее благовоннее, чем запах душистых лужаек! Когда я с
ней, мое сердце тает, словно соль под струями дождя!
- Скажи, дитя мое, ты вчера в храме не был среди просящих любви? Тебе, случайно, на грудь не попали капли молока священной белой коровы из желтой алебастровой чаши?
- Нет, о брат моего отца. Стрела любви из лука ее бровей
ударила в мою грудь много раньше.
- Ты помнишь, Тизхур, красавицу-рабыню, мою первую любовь?
Воистину, голод не знает вкуса, сон - удобства, а страсть - стыда!
Помнишь, как я страдал, когда отец наш, несмотря на мои мольбы,
выдал ее замуж за раба-пастуха и отослал из храма? Как давно
это было! А теперь, брат мой, я чувствую, что сила юности
покинула мои чресла, как сбежавший осел - оскудевшее стойло. Что-
то рано дряхлеть я начал. Ах, если бы мое тело могло снова стать
юным!
- Ты победил, о мой мудрый старший брат. - Тизхур аккуратно
разложил круглые камни вдоль игральной доски, выложенной
лазуритом, сердоликом и перламутром, и пристально посмотрел в
глаза брата. - Я подумаю, милый Уренки, как можно помочь тебе
в этом. Не отчаивайся, средство для исцеления найдется. Бог дает
здоровье тому, кто воистину желает этого. - Жрец подошел к юноше
и обнял его за плечи. - Счастье любви в том, чтобы любить, дитя
мое! Поведай же нам скорее, Аннипад, кто она и из какого рода?
Могу поспорить, что она из рода какого-нибудь дамкара! У кормчих
красивые дочери. У меня были на примете для тебя невесты: одна
- из дома довольно почтенного дамкара, а другая - девушка из
нашего рода, тоже красавица.
- Нет, дядя, она из скромного рода горшечника. Это ее отец
выступал тогда на общем собрании и повлиял на его исход.
- Понятно. С его дочерью ты провел несколько дней в горах и
до сих пор пылаешь неутоленной страстью!
- Не совсем так, дядя. Только вчера, после ритуального танца,
ее лоно приняло мое семя.
- Горшечник Мешда простой, но умный и порядочный человек,
- заметил эн, - богиня его рода - Нинсихелла, дочь нашего владыки Энки.
Ну что же, хотя и породниться с ремесленником - не велика честь,
но с древним домом Нинсихеллы, когда-то отделившимся от
нашего, вполне можно; владыка Энки, знающий будущее, одобрит.
- Есть и еще одна преграда, отец мой. Мать Пэаби – не шумерка. Маленькой девочкой, сиротой, она попала на Дильмун после
кораблекрушения. Ее родители хорошего рода, она рассказывала.
Ей можно верить.
Эн и главный жрец Инанны быстро переглянулись. Тень
озабоченности сменила праздничную приветливость их лиц.
- Пэаби, Пэаби, - припоминал Тизхур, - такая высокая, статная,
золотоволосая? - Аннипад кивнул головой. - Редкой красоты
девушка! Да, она не шумерка.
- Тебе, сынок, любимому мною и своим дядей, хвалимому
породившей тебя матерью, разве не ведомо, что зло все то, что
подрывает силу и влияние нашего рода?
- О дитя мое, о радость моего сердца, - грустная улыбка опустила
уголки тонких, четко очерченных губ Тизхура. - Ты - будущее
нашего рода, залог нашей власти. До сих пор ты был опорой отца
во всех его делах и безупречен, как квадрат. Сможешь ли ты быть
его преемником, если женишься на иноплеменнице? А сыновья
твои? И разве одной Пэаби боги даровали красоту и прелесть?
- О отцы мои! - Сердце юноши судорожно билось. - Люди видели,
да и сами вы не раз рассказывали, что во время моего рождения
небесный огонь, уже устремившийся к земле, вновь вознесся вверх
и исчез в небе. Этим знамением боги явили и предвестили близость
мою к небу, к ним, богоизбранность, превосходство над всем
земным в достижении того, что суждено. О отец, о, дядя, разве я -
враг роду своему? Разве посмел бы я нарушить заповеди рода? -
И Аннипад рассказал, как утром, в священной роще храма, он
получил слово бога, которым было ему велено взять в жены Пэаби.
- Дитя мое, - вкрадчиво произнес Тизхур, - конечно, поступать
следует, сообразуясь со знаками божественного благоволения или
порицания. Но, быть может, чудесный голос тебе почудился и
повинны в том пары дурманящих курений? Оплошность ведь
возможна. Если ошибся ты, я наложу на тебя обет покаяния. И ты
вспашешь пашню Инанны - принесешь обильную искупительную
жертву богине любви семенем своим. Среди иеродул есть
замечательные женщины, настоящие красавицы, таящие в своих
нежных, горячих телах тайну чувственной любви и жгучего
наслаждения. Есть у нас и совсем юные, не посвященные в жрицы
девушки.
- О, отцы, ведь каждому назначен свой удел! Так пусть же будет
мне позволено делать то, что я должен делать, и то, что я хочу,
пока боги не свершат того, что они задумали.
- Внемли мне, о, любимое дитя! Ты жаждешь красоты ее, но
дни пройдут, и красота увянет. Нет у людей ничего долговечного.
И что тогда? Перестав любить, ты устыдишься любви прошедшей.
Тебя затопит горечь от неприязни рода твоего. Дитя! Ты любишь
тленное, род же - вечен; и имя доброе - дороже красоты!
- О, дядя! Нам ведомо лишь то, что день прошедший унес в
небытие. Но зреть таящееся во дне грядущем, знать завтрашний
свой жребий - нам, людям, не дано!
- Так, друг мой, так. Однако, будущее рождается из прошлого.
Тебе ведомо, посвященному, что многие потомки рода богоизбранного Зиусудры наделялись всемогущим Энки даром провидения. Вот и отец твой
- духовидец!
Эн взял яблоко, поднялся из-за столика и медленно, раздумывая,
как бы всматриваясь во что-то, прошелся по залу. На его большой,
обритый лоб набежали морщинки. Эн положил яблоко обратно в
вазу, закрыл глаза, прижал руки ко лбу и долго, напряженно молчал.
Потом он что-то зашептал сам себе, вытер лоб и, как бы
просыпаясь, с сожалением произнес:
- Не знаю, что и сказать. Предчувствие молчит. Запретить не
могу, но и разрешить - язык не поворачивается, ибо не все то благо,
что истинно. Ты, сын мой, ростом с пальму, а умом - ягненок! - Эн
в сердцах не скрывал раздражения.- Знаешь, Аннипад, того, кто не
задумывается о далеких трудностях, непременно поджидают
близкие неприятности! Поступай, как знаешь! Но учти: прекрасное
одним - безобразно другим. Род наш не признает этот брак, и тебе
придется в будущем, ради чистоты крови потомства, взять вторую
жену - шумерку. Такое уже бывало, первым здесь ты не будешь.
- Да и кто знает, - заметил, нахмурившись, Тизхур, - примет ли
еще Энки, отец наш, иноплеменницу под свое покровительство.
Аннипад, прощаясь, низко поклонился отцу и дяде. - Да хранят
вас боги. Пусть благополучие и здоровье сопутствуют вам всякий
день!
