Вспомнился отрывок из стихотворения Северины Даламбер от имени мальчика детсадовского возраста:
Я знал ужасно много женщин –
у нас их в группе целых семь;
а может быть, теперь поменьше –
одну забрали насовсем.
(Я тоже ей сперва пытался
писать фломастером стихи
на парте, а она: «Попался?!
Ой, Ольга Львовна, хи-хи-хи!
А наш Артём на парте пишет,
а иногда и на полу!»
Я тут как крикну: «Мыши, мыши!» –
чтоб не стоять весь день в углу.
И Ольга Львовна, и девчонки,
все – прыг! – кто в угол, кто на стул;
а Глеб, дурак, как крикнет громко:
«Он вас нарочно обманул!»).
Друзья прочтут моё стишище,
пожмут плечами: «Ну, стишок», –
вам не понять, я выше, чище,
чем тапки с зайцем и горшок.
Да, я бунтарь, швырявший душу
из личной пламенной груди –
я много взрослых песен слушал
и днём смотрел «Ну, погоди!».
Ещё тем летом дядя Вова
вдруг не сдержался и сказал…
Мне говорят: «Забудь то слово!» –
а я запомнил, записал.
Чтоб этим словом жечь во мраке
врагов, что мучают меня;
оно всегда горит, как факел
живого, яркого огня;
его у нас никто не знает,
и все галдят со всех сторон:
«Скажи ещё!» – я повторяю:
«Си-фа… нет, син-хро-фа-зо-трон!».
И где моё четырёхлетье?
Свобода, молодость, весна,
грибков песочниц разноцветье,
совков и формочек страна?
И я стою, шарфом укутан –
непонят, беден, одинок;
ах, если б эту вот минуту
я удержать навеки мог,
вложить в альбом для рисованья
и Тане завтра показать –
тогда б не стала эта Таня
мне пластилин в носки совать.
И Ольга Львовна б похвалила:
«Какой Артёмка молодец,
собрал гербарий!» – кстати, Мила
в гербарий сушит огурец.
А можно, как картавый Боря,
кричать во тьму: «Мне всё г’авно!» –
жаль, что его везут на море,
нам без него не так смешно.
Он как-то соком подавился –
ну, сок и вытек через нос,
а Боря, бедный, так смутился,
что опрокинул весь поднос.
У Лены в супе вся рубашка –
не отстиралась, говорят,
а я в подливке, как к***шка
(мне это слово не велят)!
Так вот, когда черствеют души,
не надо руки опускать –
ты этот случай вспомни лучше,
и жить захочется опять.