ЛитНаИс

...концерт 1871 года... 
Тургенев опоздал к квартету, написанному нарочно для этого концерта, об "анданте" которого все говорили, что оно "чудо" и "прелесть". Тургенев не очень этому верил: он терпеть не мог новых русских композиторов [...] 
Но на концерт Чайковского он прибыл (с опозданием — для придания себе важности), потому что Рубинштейн уж очень уговаривал его: говорил, что Чайковский — исключение [...] 
В общем, он остался доволен [...] 

...концерт 1877 года...
Григорий, консерваторский швейцар, не пропустил Толстого в зал — он был в валенках. "Пойди, голубчик, доложи Рубинштейну: Толстой пришел". Но Григорий, легонько тесня "почтеннейшего", ни за что не соглашался доложить и собирался выпереть его за дверь. По счастью, кто-то заметил эту сцену, кинулся с поклонами и извинениями, и Толстого провели в первый ряд. В тот вечер игрался тот самый первый квартет, на который когда-то опоздал Тургенев. Когда заиграли анданте, Толстой не мог удержать слез, и они потекли мелко и быстро по его лицу. Чайковский сидел рядом; от волнения затылок его стал совсем красным. Он знал это свое свойство — краснеть затылком — и от того, что это знал, волновался и смущался еще сильнее. Да, Толстой был тронут, Толстой, пронзительно глядя на него еще мокрыми глазами, благодарил... 

Нина Берберова "Чайковский" 

Петя был тихоней, способным тихоней, и часто внушал Фанни некоторый страх своею тихостью, сообразительностью и каким-то очарованием [...] Фанни полюбила его сама и научила Илью Петровича и Александру Андреевну любить его.
[...] 
Казалось, сердце его разрывается от каких-то мучительных и сладких чувств — восторга, жалости — то к Жанне д'Арк, то к Веничке, то к котенку, то к Людовику XVII, дофину, историю которого он только что узнал. Он сильно чувствовал, выражался иногда чрезвычайно возвышенно и в тетрадках своих злоупотреблял восклицательными знаками.
[...] 
...было в нем что-то, что вдруг могло разбиться от неосторожного прикосновения. Недаром она называла его "стеклянным мальчиком". 

Нина Берберова "Чайковский" 

Но в русском народе, особенно по захолустьям, рядом с христианскими верованьями и строгими обрядами церкви твердо держатся обряды стародавние, заботно берегутся обломки верований в веселых старорусских богов... 

ГРОМ ГРЕМУЧИЙ и МАТЬ СЫРА ЗЕМЛЯ

Скрытый текст

Показать скрытое

Спрятать скрытое

​Верит народ, что Велик Гром Гремучий каждую весну поднимается от долгого сна и, сев на коней своих — сизые тучи — хлещет золотой вожжой — палючей молоньей — Мать Сыру Землю... Мать-земля от того просыпается, молодеет, красит лицо цветами и злаками, пышет силой, здоровьем — жизнь по жилам ее разливается... Все оживает: и поля, и луга, и темные рощи, и дремучие леса... Животворящая небесная стрела будит и мертвых в могиле... Встают они из гробов и, незримые земным очам, носятся середь остающихся в живых милых людей... Слышат гробные жильцы все, видят все — что люди на земле делают, слова только молвить не могут...
Как не встретить, как не угостить дорогих гостей?.. Как не помянуть сродников, вышедших из сырых, темных жальников (могил) на свет поднебесный?.. Услышат "окличку" родных, придут на зов, разделят с ними поминальную тризну...
Встают мертвецы в радости; выйдя из жальников, любуются светлым небом, красным солнышком, серебряным месяцем, частыми мелкими звездочками. Радуется и живое племя, расставляя снеди по могилам для совершения тризны... Оттого и день тот зовется Радуницей.

Павел Мельников-Печерский  ("В лесах")

Всех колен соловьиного пения до двенадцати, а у курских соловьев еще больше. Каждое колено имеет свое название: пульканье, клыканье, дробь, раскат, пленканье, лешева-дудка, кукушкин-перелет, гусачок, юлиная-стукатня, почин, оттолчка и пр. 
----------🎶------------
В лесу стояло полное затишье, лист на дереве не дрогнет, ветерок не шевельнет молодую травку, только иволги, снегири и малиновки на разные голоса меж собой перекликаются... Где-то вдали защелкал соловей... Славный соловей, мало таких за Волгу прилетает... Все-то колена звонко и чисто у него выливаются... Вот "запулькал" он, "заклыкал" стеклянным колокольчиком, раскатился мелкой серебряной "дробью", "запленкал", завел "юлиную-стукотню", громко защелкал и, залившись "дудочкой", смолк. А через минуту опять "почин" заводит, опять колено за коленом выводит. 

П. Мельников-Печерский "В лесах" 

В войну все было по карточкам [...] 
На них мы покупали черный хлеб [...] 
Занимали очередь утром, еще во тьме, на морозе. Хвост вился в белых снегах, очередь в хлебную лавку, к тяжелой, замороженной двери. 
Наконец мы оказывались внутри, в тепле, в тесной толпе, каждый прижавшись к впередистоящему, чтобы его не потерять. Формула "кто последний, я за вами" — это было спасением в хаосе войны. Прислонившись к тому, кто стоял перед тобой, и ни в коем случае не отлипая от него, ты оказывался в мире закона, порядка, справедливости, ты получал право на жизнь. И ты с боем должен был отстаивать свое место, то есть не пропускать вперед никого! Тогда из очереди отходить не полагалось
В магазинчике крепко, до головокружения, пахло вкуснейшим черным хлебом, от этого запаха ломило в челюстях и сосало под ложечкой. В пустых животах громко работали моторы голода, побуждая продвигаться. Мы тянули шеи и настойчиво перетаптывались, не приближаясь к цели ни на сантиметр. Толпа качалась. 

Людмила Петрушевская "Истории из моей собственной жизни" 

...высокий голландский петух, окруженный курами всех возможных пород. Склонив голову набок, скитский горлопан стоял на одной ножке и гордо поглядывал то на одну, то на другую подругу жизни. 
П. Мельников-Печерский

Через одно — самое большое через два поколения наши люди, несомненно, избавятся от вредной привычки читать. Наркотик, именуемый худлитом, слаб и, к тому же, становится дорог. Очень помогает заместительная терапия: пенсионерам и сельским жителям — ТВ, молодежи — Интернет. Но покуда в подлунном мире будет существовать хоть один литературозависимый — ломка ему не грозит. Наслаждайтесь, слабовольные друзья...📖

Самуил Лурье ("Полдень, XXI век", колонка дежурного по номеру) 
1 января 2011 года