Соколов самобытный писатель, к счастью, не похожий ни на кого.

Русская речь зазвучала в Канаде в самом конце ХIX века, а к февралю 1917 г. туда приехали уже около 50 тысяч граждан России. Это были как члены христианской общины духоборов (или духоборцев), потомки которых сохранили свой русский язык до сих пор, так и устремившиеся на поиски работы эмигранты из западных губерний России, бежавшие политические ссыльные, революционеры. В начале ХХ в. они образовали русские колонии, в частности в западных провинциях, а также в крупных городах – Виндзоре, Торонто, Ванкувере, Монреале. Эмигранты того периода были часто бедны, необразованны и практически не оставили "русского следа".

    Между двумя мировыми войнами русская эмиграция в Канаду была сравнительно невелика количественно – в 1931 г., по данным нескольких источников, здесь жили от 90 тысяч до 140 тысяч русских неодинаковой политической и религиозной ориентации, разного образовательного, профессионального и культурного уровня. Это были ищущие заработка жители бывших западных частей России, староверы, еще две группы духоборов и так называемые белоэмигранты (интеллигенция, военные, чиновники), которые стали в основном работать на заводах и в сельском хозяйстве.

    После 1945 г. и до начала 1960-х годов на север Америки перебрались немало бывших советских граждан, которые во время второй мировой войны были угнаны на работу в Германию, находились в плену или добровольно присоединились к отступавшим немецким войскам, а также часть представителей послеоктябрьской эмиграции, живших до этого вне России. Эмиграция этих десятилетий (в 1951 г., например, здесь проживали около 190 тысяч русских по стране рождения и 39 тысяч русских по родному языку) оставила в Канаде свой как общекультурный, так и языковой след.

Александр Всеволодович Соколов - русский, а точнее русскоязычный, писатель, родившийся за границей, в Канаде, 6 ноября 1943 года. Его отец в то время работал в торговом представительстве СССР в Канаде. Будучи майором разведки, занимался разведывательной деятельностью, за которую позже и был выслан из страны. Начиная с 1947 года, постоянно живет в Москве.

Уже в 1950 году Саша пошел в школу, с этого времени и начинается официальная биография Александра Всеволодовича Соколова - писателя модерниста, человека не однозначного, со своим мировосприятием, не похожего ни на одного русского писателя ни из среды иммиграции, ни из бывшего СССР. Многие биографы Александра Всеволодовича не могли отделаться от соблазна сравнить его с Владимиром Набоковым, провести параллель между ними, найти общие черты, говорящие о влиянии великого писателя на творчество Соколова. Тем более что на обложке «Школы для дураков» можно прочитать слова В. Набокова об этой книге: «Книга обаятельная, трагическая и трогательнейшая. Но эти попытки не могли увенчаться успехом, Соколов самобытный писатель, к счастью, не похожий ни на кого».
                                         


                                                                   Краткое содержание книги" Между собакой и волком" автора Саша Соколов


В Лето от изобретения булавки пятьсот сорок первое, когда месяц ясен, а за числами не уследишь, Илья Петрикеич Дзынзырэла пишет следователю по особым делам Сидору Фомичу Пожилых о своей жизни. Он жалуется на мелкоплесовских егерей, которые украли у него костыли и оставили без опор. Илья Петрикеич работает точильщиком в артели инвалидов имени Д. Заточника. Живет он, как и другие артельщики, в Заволчье — в местности за Волчьей-рекой. Другое название реки — Итиль, и, значит, местность можно называть так же, как и рассказ Ильи Петрикеича, — Заитильщиной.

Живет Илья с бобылкой, к которой прибился по своему калечеству: у него нет ноги. Но любит он совсем другую женщину — Орину Неклину. Любовь к Орине не принесла ему счастья. Работая на железнодорожной станции, Орина гуляла со всем «ремонтным хамьем». Она и давно была такою — еще когда молоденькой девчонкой в Анапе миловалась со всеми мариупольскими матросами. И все, кому принадлежала эта женщина, не могут её забыть так же, как Илья Петрикеич. Где теперь Орина, он не знает: то ли погибла под колесами поезда, то ли уехала вместе с их сыном в неизвестном направлении. Образ Орины мерцает, двоится в его сознании (иногда он зовет её Марией) — так же, как мерцают и множатся образы родного Заволчья и его жителей. Но постоянно возникают среди них, превращаясь друг в друга, Волк и Собака. С таким странным «серединным» существом — чекалкой — Иван Петрикеич однажды вступает в бой на льду, по дороге через Волчью-реку.

В Заволчье есть деревни Городнище, Быдогоща, Вышелбауши, Мыломукомолово. После работы жители Заволчья — точильщики, утильщики, рыбаки, егеря — заходят в «тошниловку», прозванную каким-то приезжим «кубарэ», чтобы выпить «сиволдая». Они помнят простую жизненную истину: «Со товарищи не гулять — зачем тогда лямку тянуть?»

Историю Заволчья пишет не только Иван Петрикеич, но и Запойный Охотник. Как и Дзынзырэла, он любит час меж волка и собаки — сумерки, когда «ласка перемешана с тоской». Но в отличие от Дзынзырэлы, который выражается замысловато, Охотник пишет свои «Ловчие повести» в классически простых стихах. Он описывает судьбы обитателей Заволчья.

В его летописи — история «калики из калик», слепоглухонемого утильщика Николая Угодникова. Жена Николая поладила с волкобоем и сжила Угодникова со двора. Ни в приютах, ни в богадельне Николая не приняли, пригрела его только артель по сбору утиля. Однажды артель направилась к портному на постой. Утильщики взяли вина и «насосались в лоскуты». Проснувшись утром, они увидели летящего Николая Угодникова. Над головой его, как два крыла, были подняты костыли. Больше его никто не видел.

Другой герой летописи Запойного Охотника — татарин Аладдин Батрутдинов. Аладдин как-то ехал на коньках в кино через замерзшую реку и провалился в промоину. Выплыл он только через год — «в карманах чекушка и домино, и трачен рыбами рот». Дед Петр и дед Павел, выловившие Аладдина, распили чекушку, сыграли в домино и вызвали кого следовало.

Многие из тех, кого описывает Запойный Охотник, лежат на Быдогощенском погосте. Там лежит Петр по прозвищу Багор, которого все звали Федором, а сам он звал себя Егором. На спор он повесился на краденой слеге. Лежит на кладбище горбатый перевозчик Павел. Он думал, что могила избавит его от горба, и поэтому утопился. А Гурий-Охотник пропил берданку и умер от горя.

Запойный Охотник любит своих земляков и свое Заволчье. Глядя в окошко своего дома, он видит ту же картину, которую видел Питер Брейгель, и восклицает: «Вот она, моя отчизна, / Нипочем ей нищета, / И прекрасна нашей жизни / Пресловутая тщета!»

В пору между собакой и волком трудно различить образы людей и людские судьбы. Кажется, что Илья Петрикеич уходит в небытие, но рассказ его продолжается. Впрочем, может быть, он и не умирает. Ведь и имя его меняется: то он Дзынзырэла, то Зынзырелла… Да он и сам не знает, где, зачерпнув «сивухи страстей человеческих», подхватил такое цыганское имя! Так же, как по-разному объясняет обстоятельства, при которых стал калекой.

«Или сокровенны тебе слова мои?» — спрашивает Илья Петрикеич в последних строках своей «Заитильщины».