Часть 1. Мемуарный Иссык

Мы оказались вместе на турбазе. Он и трое его друзей жили в соседнем домике - деревянном, прохладном в жару и умеющим излучать тепло каждой своей гранью по вечерам. Где-то на третий вечер мы с этим мальчиком почувствовали тепло нашего бунгало, обнимаясь у его стеночки. После инцидента я уже говорила о новом знакомом "мой" мальчик, а никакой не "этот". И мои подруги, увидев его, тоже говорили: "Смотри. вон твой мальчик идет!" Мне было приятно. Сейчас я задумываюсь, отчего мне было так приятно знать, что это "мой" мальчик? Чувство собственности и радость обладания другим. как своим? Ощущение погруженности в общую полишинельную тайну? Даже теперь я не могу сказать ничего определенного по этому загадочному психологическому поводу...
У ребят была гитара, и мы вдевятером проводили долгие короткие часы вместе. Пели весь репертуар "Машины времени". хотя петь его было делом непростым - наших голосов не хватало, чтобы где-то вытянуть высоченную ноту, а в другом месте чисто смодулировать... И тогда ленинградские пацаны начинали петь куплеты. Они были одновременно глупы, тупы, смешны и скрытно-непристойны. Надеюсь, память меня не подведет, а дети уже ушли от экрана. Итак, вот они, эти куплеты:

Какой-то маленький вассал
Вокруг свой замок обошел,
Но ничего в нем не нашел,
И в уголочке написал:
У нас была кинозвезда -
У ней широкая натура,
И погулять она не дура,
Все потому что молодаааа.
На берегу лежат два трупа,
У одного торчит запо́нка,
И проходящая девчонка
Чему-то улыбнулась глууупо...

Сделаю паузу, чтобы пояснить, где мы отдыхали. Посмотрите, это Иссык-Куль. По-киргизски, Ысык-Көл. Одно из 25 крупнейших и на 6 месте среди глубочайших озер мира. Находится на высоте 1609 метров над уровнем моря, и вода в нем соленая. 


А куплеты продолжали петься:

По речке плыл какой-то буй,
К нему подплыл какой-то дядя
И с берега на это глядя,
Ему кричали: "Не балуууй!"
На берегу, покрытом маком,
Художник даму ставил в позу,
Разрисовал ее как роооозу,
А верх картины покрыл лааком.
Себя от холода страхуя
Купил доху я на меху я,
Но, видит бог, дал маху я:
Доха не греет, ну, нискоолько!

Про холод и доху́ на берегу Иссык-Куля было слышать странно: перевод с киргизского - "горячее озеро" - соответствовал положению дел, погоды стояли солнечные, берега играли красками, а Тянь-Шань был далек как бесстрастная старость. Однако одним неожиданным утром на турбазу обрушился дождь и одновременно с потоками воды с неба нам под ноги потекли потоки грязи с тех самых крутых вершин, где, вполне возможно, киргизская девушка несла-несла на плече, а потом, по неосторожности, взяла, да и разбила кувшин...