ЛУЩЕНИЕ ГОРОХА
...взять целиком его (так женщина бубнила)
должна я брать в нем всё цвет кожи запах пота
и шею красную мешок в котором голос.
Уж коль беру его то не перебираю
бубнила женщина луща горох в подоле
(горох когда лущат всегда перебирают)
Коль выбрала его перебирать уж поздно
уж рот так стало быть слова с дыханьем вместе
и руки брать должна хоть были бы не те
каких хотелось мне. Не выберу других.
А если нету рук а есть лишь только место
в котором быть должны так это место тоже.
Потом должна я ждать как примется во мне.
Так садят черенок. Тогда я как бы почва.
Порой уходит он. Тогда я только рана
и медленный отрыв рук глаз и слов и жестов
боль ампутации и русло без реки
не выброшу его как из стручка горох.
(Мужчина пьяный вдрызг вошел упал на стул)
Мы родились на свет чтоб нашу боль терпеть
мы каждый божий день хлеб в тело претворяем
а значит хлеб деля свое мы делим тело
и поделенное опять питаем хлебом.
Женщины — я о тех с грудями до пупа
подобных кенгуру о женщинах чьи руки
лущащие горох загребистые руки
небу грозящие когтями в черноземе.
Мужчины делят мир как делят хлеб насущный
бесплоден их раздел и претворится в кровь
сплошь страхом обросли спасенья ищут в водке
но страх не сходит с них — так женщина бубнила
луща горох — и всё на этом можно кончить
(Мужчина кулаком о стол и головою)
Уж коль беру его то не перебираю
а целиком беру. Его мечтаний смелость
и страх его беру когда в ночном кошмаре
проснется он в поту узрев крушенье мира
и через страх идет как через реку вброд
во время паводка обыденность спасенья
неся в своих руках а значит хлеб и тело.
Я все принять должна и нежность в нем и хамство
он вроде бы силен любовь отнять он может
и в то же время слаб кочевничьей любовью.
Ведь сила нам нужна чтоб нашу боль терпеть
не чтобы причинять — так женщина смекала
1963
РЕЦЕПТ МЯСНОГО БЛЮДА
Нужен лишь острый нож
нужен лишь гладкий камень
лезвием гладить камень чтобы чувственно ответил
нож должен быть беззвучный а блеск его упругий
чтоб взял всю злую нежность и нервный ток руки
Все что потом — несложно
Доска. Щепотка соли
Зелень услада глаз
Еще листок лавровый
Все что потом — обычно
Ведь главное приправы
(С каким подать гарниром как сочетать цвета)
С огнем теперь легко спасибо Прометею.
Были бы нож да камень.
И покорная шея.
1963
ПЕЙЗАЖ ПО ПАМЯТИ
В протяжность неба тянутся вороны
последних карих листьев одинокость
пронзительно удваивают воды.
В медной пыли кобыл зады гнедые
над паром от воды идущим стынут
и молоком парным набухли ведра
в грубых руках благоговейных женщин.
Вечера нет вечер придет попозже
медлит придти чтоб повстречаться с ночью.
Прачки на досках преклонив колени
белые простыни в ручье полощут.
Зелень с лугов уходит неохотно
звенит о бронзу леса паутина
в пузатые горшки на частоколе
набилась перелетная кострица.
Топча поросшие бурьяном жнива
женщины с бременем ступают грузно
и оловянные большие блюда
подсолнухов не золотят их серость.
В ворота входят кони с водопоя
и пьют еще помедлив у колодца
и с грив гнедых отряхивают отблеск
костров пастушьих одиноких горных.
Осени нет. И лето на прощанье
медлит уйти чтоб встретиться с зимою.
Пейзаж подернулся воспоминаньем
немимолетных лет.
МИМОЛЕТНОЕ ЛЕТО
Как тебе летне с незабудкой неба
(когда златая середина солнца
свой круг свершает)
Как тебе лужно в лютиковых травах
(лазурь желтизн пронизывает зелень
тропиком цвета)
Как в тишине твоей тебе неярко
(вереск тимьяна вдруг взорвется шмелем
в ручье чирикнет светлокрылый камень
Все благосклонно клонно добрым ветром
над птицей воздух синевой сочится
на крыльях мотыльков пыльца трепещет)
Это оттенки милый друг оттенки.
Но лесом лес луг остается лугом
река водою и любовь любовью.
Это оттенки; трепетная зыбкость
теней и света; золотой средины
круговращенье.
СУХОЙ ЛЕС
Нужно придти было в иную пору.
Теперь тут солнце. Травы обгорели
до самой почвы. Сыплются опилки
из размозженных сосен. Птиц не слышно.
Ствол искалеченный. Клок шерсти в шраме.
Растоптан зонт многоэтажных скрипов
изыск конструкции. Лишь муравьи
еще как будто охраняют след.
Он не придет сюда сегодня. Скрылся
возможно в зарослях болот. Змея
внизу скользнула близ твоей ноги
поверху ласка белая. Все тихо.
Так вот она та пуща. Твой отец
еще тут прятался тогда. Теперь же
лес беззащитен все его дорожки
пронумерованы. Уже музей.
Стволы повалены тела гигантов
отесаны очищены от шума
оставшиеся измельчав покорно
из вымени цедят смолу в жестянки.
Нужно придти было в иную пору
Теперь в сухом лесу любая ветка
стреляя под ногой отмерит время.
Лучше уйти отсюда
ты здесь лишний.
ПРОЛЕТ ГУСЕЙ
Что кричат эти гуси над кем они плачут
Капитолий разрушен спасать его поздно
У дубов короедом внутри пораженных
прахом ствол остается Прахом листьев пламя
Что кружат они с криком где же был их гогот
в дни как ствол покоряли и кору и ветви
Падая — повторяют листья свое древо
Падая — повторяем свой и ничей облик
Вот уж глаза вглядевшись и вжившись в деревья
в дерево обратились и с ним стали прахом
увиденные листья названные взглядом
со взглядом пережитым канули в забвенье
Покидают нас листья названные нами
внутреннее не может уцелеть во внешнем
Зачем же меня к небу возносит молчанье
не крик а самых скорбных плакальщиц онемелость
ЛЕТО
Или это мой полдень или я уж в тени
Слышу топот погони
бьют часы как подковы
Хотела я день склонить
как ветку чужого сада
а день склонил меня как собственную ветку
СВЕРХОБНАЖЕННОСТЬ
Лес был моим укрытьем
— вырублен тобою.
Скрылась в места иные
— настигаешь снова.
Куда б я ни бежала
ждал ты на дороге
дома на перекрестках расставил в дозоре.
Был бы хоть поединок
но ты вступил в сговор
все одного облавой окружают зверя
без сезонных запретов
[font=Times
