ЕВРАЗИЙСТВО И РУССКАЯ ИДЕЯ
Евразийство – идейно–политическое и общественное учение в русском послеоктябрьском зарубежье 20 – 30х годов прошлого века. Основоположником его по праву считается филолог и лингвист князь Николай Сергеевич Трубецкой (1890 – 1938гг), который сформулировал основные мировоззренческие тезисы. Большую роль сыграли также музыковед и публицист П.П. Сувчинский, географ и экономист П.Н. Савицкий, правоведы В.Н. Ильин и Н.Н. Алексеев, философ-богослов Г.В. Флоровский, историки Г.В. Вернадский и Л.П. Карсавин. Евразийцем считал себя Л.Н. Гумилёв. Сегодня это движение в России почти незаметно. Хотя евразийскую философию в целом многие считают наиболее теоретически разработанным вариантом русской идеи.
Основой евразийства является утверждение не единственности пути развития земной цивилизации, а за попытками навязать противоположную мысль кроется стремление романо-германской – к универсальности и гегемонизму. Отсюда и распространённое деление мира на Европу (плюс США) и прочее Человечество. Плох, по мнению евразийцев, не сам романо-германский, европейский мир, а его агрессивность по отношению к другим культурам. Философия евразийства считает, что именно Россия-Евразия должна быть оплотом борьбы Человечества против нынешнего романо-германского ига, поскольку в ней евразийцы видели гармоничное сочетание укоренённого традиционализма и стремления к культурному прогрессу.
Евразийство имеет оригинальный взгляд на русскую историю, заслуга в развитии, которого принадлежит Г. В. Вернадскому (сыну великого русского учёного). Согласно этому взгляду русский народ и русское государство в корне отличаются от романо-германского мира. Россия, Русь – органическая часть Человечества, противостоящего Европе. Это не Европа и не Азия, а отдельный, своеобразный, целостный мир. У России "особенная стать", волей свыше ей предназначено следовать в истории своим путём. Евразийцы настаивали не только на национальной самобытности, но и на альтернативности исторических цивилизационных парадигм Европы и Руси. Поэтому всякое обращение Руси лицом к Востоку они рассматривали как шаг к духовному росту и самоутверждению, а к Западу - как аномалию и очередную ошибку. Западный мир они считали исторической патологией.
Идеи евразийцев и, в частности С.Н. Трубецкого, очень близки известному немецкому философу Шпенглеру, который в своих трудах пророчествовал о грядущей спасительной для мира миссии восточных регионов Евразии.
Основополагающим периодом истории России евразийцы считали двести лет между окончанием татаро-монгольского ига и царствованием Петра 1. По их убеждению татары заложили фундамент гигантской евразийской цивилизации, альтернативной романо-германской. В указанный период Русь использовала идеологию Византии и государственный строй монголов. И та Русь царская, евразийская, континентальная, принципиально отличная от романо-германского мира, радикально противостояла ему. Великороссы духовно и этнически смешавшиеся с татарами, образовали интегрирующий этнос России-Евразии. Пространственная обособленность народов, проживающих на территории Руси, сформировала этот особый этнический тип, сближающийся на периферии, как с азиатскими, так и с европейскими типами, но не совпадающий с ними. "Надо осознать факт: мы не славяне и не туранцы (иранский тип) хотя в ряду наших биологических предков есть и те, и другие. Мы – русские!"
С восшествием на престол Петра 1 на Руси начинается "романо-германское иго", длившееся до 1917 года. Культурная самобытность заменяется западными ценностями, византизм – англиканством, живая Православная вера – канцелярским Синодом. Происходит европеизация, отчуждение российских верхов от архаичных низов общества. Братание с народами Востока заменяется их ассимиляцией по романо-германскому образцу – колонизацией. Элита российского общества устремляется в Европу, низы – сопротивляются.
Евразийцы всю политику России, начиная с Петра 1, считали ошибочной, неадекватной, не национальной, в конце концов, приведшей к народному бунту 1917-го года.
В отличие от монархистов и либералов-западников евразийцы имели собственную трактовку большевизма. Сущность его они видели в подъёме народного духа, загнанного ещё Петром 1 в подполье. Они утверждали, что революция носит национальный характер, что это, по сути, - неосознанное, слепое стремление русских людей вернуться во времена, предшествующие "романо-германскому игу". Одновременно евразийцы оставались традиционалистами, православными христианами, патриотами России, ориентируясь на национальную систему духовных ценностей. Поэтому в целом марксистская идеология была им чужда. В пролетарском интернационализме вождей русской революции евразийцы усматривали не стремление "уничтожить всякие нации", но желание восстановить в рамках СССР единый евразийский тип человека. Интернационализм в границах СССР они считали тождественным имперскому национализму, особой модели общины народов Востока, противопоставляемой Человечеством Западу. Сплочённость, единство, общность народов евразийской Святой Московской Руси, по их мнению, обеспечивалась в большей степени единством культуры и близостью религий, нежели расовым и языковым родством. Они приветствовали призыв большевиков к деколонизации, к сбрасыванию народами романо-германского ярма.
Подлинным Православием евразийцы считали русское старообрядчество, поскольку европеизированные верхи России превратили Церковь в государственный департамент, и истинный православный дух остался только у простого народа.
Особую роль в евразийской философии играет концепция идеократического государства, идеократии (власть идеи). Всякую общность людей (коллектив, народ) евразийцы ставили выше личности. Кстати таких же взглядов придерживались К. Маркс, Ф. Ницше и многие другие философы разных времён и народов. "Человек есть нечто, что следует преодолеть!", - писал Ницше. "Беда не в частной собственности, а в жажде обладать ею" (Аристотель). Отсюда и евразийский императив всеобщего самопреодоления. Воплощением коллектива самопреодоления, самовозвышения, самосовершенствования в интересах исполнения высшей миссии является идеократия, реализованная в государственном устройстве. В таком государстве каждый гражданин принудительно вовлекается в спиралевидное духовное восхождение, облагораживание. В идеократии евразийцы видели конечную цель развития и совершенствования человеческого коллектива. Она предполагала создание общественных и государственных институтов, базирующихся на идеалистических принципах, когда этика ставится выше прагматизма, героические идеалы – выше и важнее жизненного комфорта и обогащения, альтруизм – выше эгоизма, общие интересы – выше личных.
В большевизме евразийцы видели практическую реализацию отдельных черт идеократии, поэтому некоторые критики называли их "христианскими большевиками". Так тоталитарный характер большевизма ими рассматривался как благо, а не зло. Однако их не удовлетворяло, что духовный (христианский) идеал большевиками был во многом подменён - вульгарным экономическим. Подлинной идеократией, по их мнению, может быть только неовизантийская, неоимперская, православная модель государства. В евразийстве нет агрессивного христианского миссионерства. Православная идеократическая империя мыслилась как сила для противостояния разных земных культур и народов утилитаризму буржуазного Запада. В перспективе, по мнению евразийцев, на Земле обязательно будет создан ансамбль идеократических сообществ и культур. Господствующий ныне буржуазный демократический строй должен смениться идеократическим.
При буржуазной демократии правящая элита отбирается в идеале по признаку популярности в народе, а формой отбора является выборная кампания, в которой решающую роль играет наличие денег у кандидата. То есть, у власти нет места людям бескорыстным, духовным, радетелям за общее благо. При идеократии элита отбирается по признаку преданности правящей идее ("идее-правительнице"). Демократия обеспечивает свободу предпринимательства во всех сферах жизни общества, т.е. даёт возможность руководить жизнью общества частному капиталу, высшей ценность для которого является прибыль. О бескорыстии демократической элиты вести речь не имеет смысла.
Идеократическое государство имеет свою систему ценностей, где главной является идея, носителем которой служит объединённый в одну-единственную идеологическую организацию правящий слой общества. Он активно организует все стороны жизни и не допускает вмешательства частного капитала в управление политикой, экономикой, культурой.
Какими же требованиями должна обладать эта объединяющая людей правящая обществом идея? По каким признакам должна отбираться служащая идее правящая элита? Очевидно, такими признаками должно быть не только общее высоконравственное мировоззрение, но и готовность принести себя в жертву идее-правительнице. Иными словами, высокий престиж элиты должен быть основан, во-первых, на готовности жертвовать собой, во-вторых, необходимо, чтобы эта жертвенность расценивалась обществом как высоконравственный поступок.
Поскольку эгоизм и своекорыстие с точки зрения христианской морали безнравственны, то они, естественно, не могут служить основой правящей идеи. При этом совершенно неважно желает ли человек благополучия только себе и своей семье или своему классу. Нравственно ценной можно считать только жертву для общего блага. Жертвенность во имя своего народа, есть расширенное понятие семейной и тоже не может считаться нравственно ценной. Ведь доказать, что тот или иной народ или раса лучше других невозможно, как и преимущества одного класса перед другим. "Только совокупность народов, населяющих автаркическую территорию, хозяйственно связанных, объединённых не расой, а общностью исторической судьбы, совместным трудом над созданием одной культуры или одного государства, - есть то целое, ради которого самопожертвование можно считать высоконравственным; ибо благо всех народов, населяющих эту территорию не приносит ущерба другим человеческим сообществам". (Под автаркическим евразийцы понимали государство, реализующее самоудовлетворяющий хозяйственный уклад, производящий и потребляющий все необходимые продукты самостоятельно, т.е. существующий без импорта и экспорта) . Служение благу такого человеческого сообщества предполагает подавление не только личного эгоизма, но и эгоизмов классовых и национальных. В то же время такое сообщество не только не исключает, но и утверждает поддержку самобытности, своеобразия каждого отдельного народа. Ощущение человеком своей принадлежности к многонародному целому должно включать и ощущение принадлежности к определённому народу. Готовность жертвовать своими личными интересами во имя интересов целого, предполагающая, что социальные связи выше биологических, влечёт
