Заметка «Писатели враги друг другу?»
Тип: Заметка
Раздел: О литературе
Автор:
Читатели: 309 +1
Дата:
«Забытая тетрадь»
Предисловие:
Вместо предисловия:

Нацкомиссия Украины по вопросам защиты общественной морали утвердила определения эротики в печатной, аудио-, видео- и электронной продукции. Под эти критерии подходят изображение полуобнаженных и обнаженных людей, людей в сексуально-откровенном белье, а также сексуального акта или его имитации (за исключением криминально наказуемых действий — например, секса с несовершеннолетними) без визуализации гениталий, и если сняты с дальнего ракурса. Также эротикой назвали в книгах или журналах описание сексуального акта без его детализации, если это имеет художественную, научную или учебную цель.

Что естественно, то не безобразно.

Как бы, уважаемые читатели, писатель не старался обойти жизненно-острые эротические углы, они рано или поздно, но всегда проявятся в его произведениях. Конечно, при условии, что это не детский писатель, а автор, который пишет на жизненно важные, трепещущие взрослые темы. Да и как можно, полноценно, описать тот же традиционный любовный треугольник, первый сексуальный опыт и всю бездну морального падения главного литературного героя, если не вводить в сюжет повествования элементы эротики? На чём строить интригу сюжета, на перевыполнении производственного плана или на платоническом общении молодёжи на окружной или в университете?

«Девушка, вы оказываете сексуальные услуги?»
«Естественно, чего бы я тогда здесь стояла? Вот только получить вы их сможете в платоническом виде...Чтобы не нарушать норм морали, некоторых моралистов, которые упаси господи, прочтут об этом в каком-нибудь рассказе о жизни „ночных бабочек“ на МКАДе или Киевской окружной».


Многие классики прекрасно это понимали и не стеснялись касаться эротической темы. Я уверен, что Л.Н.Толстой не потому написал свой роман «Воскресение», что ему вдруг захотелось насладиться «клубничкой», а скорее всего затем, что на примере своей главной героини и её совратителя, он изучал психологию нравственного и морального падения тех людей и ему видимо важно было показать тернистый (через секс) путь раскаяния и стремления к новой жизни.. Тот же Набоков, Мопассан... Я не буду приводить больше примеры, кто захочет тот сам их отыщет в интернете.

Конечно можно и Венеру Тициана причислить к порнографии — я такое пережил в советское время на худсоветах. (Лапа моего зайчонка выглядела эротически и могла сподвигнуть зрителей на ненужные ассоциации. Привезли председателю мешок гречки и и всё стало с лапой нормально). Повторения этого не хочу (не оттого, что гречки жалко), потому и пишу и рисую то, что мне нравиться (в рамках дозволенного этикой и моралью), и в советах, а уж тем более в критике, доморощенных моралистов не нуждаюсь.

Лучше любить, заниматься сексом, плодиться и размножаться, чем воевать и убивать . Ибо сказано:
«И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их. И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими [и над зверями,] и над птицами небесными, [и над всяким скотом, и над всею землею,] и над всяким животным, пресмыкающимся по земле». Быт 8, 17 Быт 9, 1, 7

Но не сказано — «Идите воюйте и убивайте».

А как без полового акта (секса) можно размножаться? Чик и бэби? Не получается. Вот и приходиться описывать прелюдию соития и сам половой акт, чисто, в художественных и учебных целях, чтобы читатели не допускали трагических ошибок, а если уже допустили — то шли по тернистому пути греха и раскаяния к новой жизни.

История написания этой книги сама по себе уже интересна и содержит интригу; осургученный пакет принёс, с обеденной почтой, курьер. Литературный агент и арт-дилер Генадий Прошкин, разломал сургучные печати и вскрыл его аккуратно ножом для бумаги. Этот нож, выточенный неизвестным мастером из слоновьей кости, был не только украшением письменного стола, и предметом особой гордости Прошкина, но и памятной вещью, которую он, будучи матросом советского флота, привёз из Африки.

На письменный стол выпала простая, пожелтевшая школьная тетрадь с таблицей умножения на задней странице. Ничего не обычного. В своё время Прошкин и сам немало таких в школе исписал. Но в тетради были не тригонометрические формулы, она была исписана мелким женским почерком. На первой странице лежала записка, написанная более крупным, по видимому мужским, почерком. В ней было написано:

«Уважаемый, господин Прошкин!

Не будучи лично с вами знакомым, я набравшись смелости высылаю вам рукопись, которую случайно обнаружил в купленном мною старом шкафу. Я занимаюсь реставрацией мебели и иногда там попадаются довольно любопытные вещи. Тетрадь, которую я нашёл, как мне кажется, относится именно к таким вещам. Высылаю её Вам. Так как имя автора неизвестно, Вы можете делать с ней, всё что хотите... Но если, вдруг, обнаружится, что эта рукопись принадлежит перу известного автора, тогда я бы Вас попросил её продать, а полученные деньги разделить поровну, между Вами и мной по-честному.

С уважением А. Дигавцов.

P.S.

Мой адрес на пакете».

Прочтя записку Прошкин, машинально пробежав  первые строчки рукописи, незаметно для себя углубился в чтение.

Отрывок из книги «Забытая тетрадь».

Писатели враги друг другу?

Третьего дня я вернулся из путешествия по параллельным мирам. Немного отойдя от увиденного там, решил поделиться впечатлениями от одного такого своего путешествия. 

В одном из тех параллельных миров в Париже, при свете призрачных фонарей в кафе, поздним вечером на вершине Эйфелевой башни я случайно повстречался с Мопассаном. Он пил вино, я пил вино — это высокоинтеллектуальное занятие нас сблизило и мы разговорились. Ему почему-то не нравилась Эйфелева башня и женщины, от которых нельзя было получить ничего, кроме дурных болезней. Жадные и лживые, распутные существа. Мне же наоборот нравилась и башня и женщины, коих в Париже всегда было превеликое множества. Говоря откровенно — за этим я сюда и совершал свои перемещения. Пусть они даже и распутные, не всем же быть идеальными как мужчины. Слово за слово, бутылка за бутылкой — разговор как-то сам плавно перешел на литературную тему и я у него спросил:

— Мне нравится ваше творчество и то как вы неожиданно заканчиваете свои рассказы. Не могли бы вы уважаемый, месье Анри, прочесть мою книгу «Забытая тетрадь» и дать ей свою оценку? Забавная скажу я вам получилась вещица, но хотелось бы узнать о ней ваше мнение. Мне это важно.
— Спасибо за оценку моего творчества. Хотя меня давно уже не интересует чужое мнение. А вот читать вашу книгу, месье Даник, и уж тем более давать ей свою оценку, я не имею никакого желания... ибо она мне уже не нравится, — покручивая кончик своего уса, резко ответил он мне.
— Но почему, черт вас побери, она вам не нравится, вы же её даже не читали?! — зафонтанировал было я своим негодованием.
— Выпейте вина и успокойтесь, месье, — охладил он мой пыл. — По трём причинам... Первая — я гений и ничего никому не обязан объяснять... вторая, вы мне симпатичны, мой друг, и я вам объясню — ну прочту я вашу книгу, ну не понравиться она мне — значит я зря потратил своё время...
— Если вам нужны деньги, месье Анри, — перебил я Мопассана, — я готов заплатить за то время...
— Не порите ерунды, — теперь уже он перебил меня, — и не пытайтесь меня обидеть — не всё в этом мире можно купить. Время-то уж точно вы не купите. Третья причина — не приведи господи, она мне понравиться, и тогда я не только возненавижу вашу талантливо написанную книгу, но и вас самого, месье Даник. А оно вам надо? Допивайте лучше это прекрасное вино и не забивайте своей книгой себе и мне голову. Сегодня у нас будет отличная ночь. Я отвезу вас в одно прелестное место на Монмартре, где вы, любитель падших женщин, будете иметь возможность познакомиться с ними поближе. Согласны вы со мной туда ехать?
— Что за вопрос, конечно, согласен. И всё же, почему вы меня возненавидите, после прочтения книги, месье Анри?
— Видите ли в чем дело, месье Даник. Мы писатели, хоть и общаемся, выпиваем и волочимся вместе за дамами, но по сути являемся конкурентами друг другу... я бы сказал даже больше — мы враги.
— Что вы такое говорите, месье Анри, как так может быть!? — удивился я.
— Может. Путь на Олимп, мой друг, узок и крут, да и места на самой вершине той горы до обидного чертовски мало... Так что, только вы и только вы сами — можете определить гений вы или бумагомаратель... и придя к выводу, что вы гений, а другого и быть не может, должны всем доказывать, что вы гений и везде продвигать своё творчество. Подумайте об этом на досуге, месье Даник. И хватит о литературе. Допивайте вино и поехали к дамам, займёмся более приятным делом, чем пачкать бумагу.


Вернувшись с того путешествия я проверился у врача, вроде все нормально, теперь сижу печатаю эту заметку, пью хорошее французское вино и думаю...может Мопассан и прав?... Гений всё же.


Реклама
Реклама