Старые болезни новой литературы

#современная_литература


О вопросах литературы и её роли в воспитании общества, погрязшего в дурновкусии и кривой морали, говорят все, кому не лень открывать рот. Все мечтают о «новой литературе», делаются попытки заменить вчерашнюю либерал-сатаническую ахинею на что-то более вменяемое. Остро встаёт вопрос о положительном герое. О таком герое, которому захотят подражать, как примеру, как образцу здоровой морали.

В качестве замены смертельно больной литературщины более здоровой и жизнеспособной — предлагаются разные варианты.

В лучшем случае это герой, совершающий жертвенный подвиг или — жертва жестоких обстоятельств. Благо война, происходящая у нас на глазах, даёт для этого много фактического материала. На этой теме многие делают себе имена — это не секрет. Есть более удачные попытки, есть менее удачные. Много спекуляций, слезливых и жалостливых. Много пафосно-фальшивых политагиток. Есть масса прозаических и поэтических текстов, откровенно слабо написанных. Не хочется приводить список поэтов и поэтесс (особенно поэтесс), «раскрутивших» на этой теме имя, но стихов по-настоящему глубоких так и не написавших. И это не зависит от политических ориентиров авторов — неважно, кто это пишет, поэтесса с откровенно неонацистским «майданным прошлым» и крайне мутным настоящим типа Е. Бильченко, или со всех сторон «правильный автор» типа А. Долгаревой. Ни там, ни там — искусства нет. Есть эффекты и нарратив — в русле патриотического мейнстрима. Без особых «поэтических глубин». Впрочем, может быть, просто пока ещё кем-то из них не написаны магистральные тексты. Время всё поставит на свои места. А пока - литературная продукция так себе. С литературной точки слабовато, с морально - сомнительно. К тому же отталкивает обилие грязного мата, к которому прибегают авторы, видимо, полагая, что это хорошо и способно выразить суть. А это плохо, как ни крути. И не в сути дело здесь, а в авторской беспомощности выразить собственную мысль. А иногда и просто замена мыслей, в виду их отсутствия. В общем, не глубоко это всё, и эстетически не состоятельно.

Лишь единицам удаётся представить что-то действительное стоящее.Такого уровня, как, например, стихи Дмитрия Мельникова — пронзительные, глубокие, талантливые. Как, например, это:

 «Напиши мне потом как живому письмо..».




Что сказать о персонажах новой прозы, претендующих на героев нашего времени, судя по тому, как произведения с ними сегодня проталкивают в истеблишмент? Не знаю, зачем, но подавляющее большинство их ругается матом по воле автора, они крепко пьют непритязательные напитки и решают проблемы в режиме «экшена», средствами оружия и физической силы. К таким авторам, увы, относятся и те, кто сегодня заявляет о себе, как об «авторе завтрашней литературы» — например, Захар Прилепин, которому, к слову, некоторые литераторы стараются подражать. И не потому, что написано это талантливо, просто чувствуют конъюнктуру. Герои получаются грубоватыми, с матерком, без особых примет, так сказать, и глубоких мыслей. «Брат-2» в упрощённом варианте. Или в усложнённом. В зависимости от запросов аудитории...

Есть также «фольклорные герои», причем не герои сказок и мифов, а представители «посконной Руси», противопоставленные, как водится, «глянцевому Западу» своей незамысловатостью, матрёшечной простотой, опять-таки питьём крепких напитков домашнего изготовления, с неустойчивой психикой, эмоциональными взрывами и откровениями не самых приглядных сторон жизни. Как правило, это жители каких-то полуразрушенных деревень, о которых так причитают порой радетели за Отечество, живущие, к слову, исключительно в комфортных городах и деревню совершенно не знающие.

Недавно читал рассказы молодого прозаика Никиты Контукова , лауреата каких-то премий — страшно удивился: да где он такую «деревенскую Россию» откопал? Сплошные Марфуши да Дуняши, какие-то епанчи и жуткая речь в духе Солженицына, который любил выворачивать русский язык навыворот, да так коверкать, что не сразу и сообразишь, что он в виду имел. А если и затесался в нетленках молодого перспективного автора такой персонаж, как писатель — то это глубоко пьющий, недовольный всем окружающим миром, совершенно неадекватный, бездарный и не востребованный сочинитель неизвестных опусов, который добывает блага жизни, роясь в мусорных баках на помойке. Хочется спросить: в каком загадочном месте проживают подобные писатели. И нет ли каких-нибудь других. Более вменяемых по человеческим и писательским качествам. Кстати, писатель в рассказе Контукова не обнаружил признаков рефлексии, да и вообще никаких вызвавших интерес мыслей я не нашёл у этого персонажа.

Цитата из рассказа Н. Контукова - под спойлером.

Скрытый текст

Показать скрытое

Спрятать скрытое

ЦИТАТА из рассказа Никиты Контукова:
Глаза у него синели кругами от частых попоек, а негнущиеся ноги привели в незнакомое селенье. По всему видно, народ жил здесь небогато — дощатые хибары с низкими окошками уродливо лепились одна к другой до самого оврага. Однако острым нюхом своих предков Яков почуял, что и тут есть чем поживиться.
Пьяницей он был конченным, но умело прятал рябое лицо под густой бородой, а слабость к алкоголю оправдывал нелёгкой долей — на лихих поворотах судьбы сам чёрт ногу сломит. Пьяница Яков давил на жалость — нищему грех не подать. А нищий и пьяница одного поля ягоды.
Из дома его прогнали: Яков женился на молодой женщине, а жить пришлось с её матерью. Места своего не нашёл, всё чаще прикладывался к бутылке. На дверь указали без лишних слов. «Нет пророка в своём отечестве!» — оправдывался Яков, оглашая криком подъездное помещение. И, поостыв, добавил: «Пойду искать иное убежище, иную землю.»
Яков был писателем, искал человеческую душу остриём пера, тщательно шлифовал текст, но не мог заработать и на корку хлеба. Книги его охотно печатали издания разного калибра, однако покупались они вяло, и в читательской среде говорилось о них меньше всего, хоть Яков и не чурался дешевых детективных эффектов, дабы придать своим повествованиям занятный смысл.
— Кому в наш век нужна хорошая литература? — оправдывался Яков — неуспех на издательском рынке не поколебал его уверенности в себе, напротив, породил мысли об изолированности его творчества, до понимания которого читателю предстоит отмахать немалый путь. Яков считал себя выше презренной толпы и писал для избранных.

КОНЕЦ ЦИТАТЫ

Вот такой удивительный литературный персонаж, этот «писатель»: мыслей нет, алкоголик и роется на помойке. Неплохой портрет с натурального, так сказать, лица представителя изящной русской словесности? Что это за чучело такое с ярлыком «русского писателя» и уверенностью в своей избранности?

В общем, сплошной лубок — у одних похожий на «палехскую роспись» русского быта, у других — на китч в духе «коврика с лебедями». И то, и другое не живёт, не дышит, смотрится как симпатичный или отталкивающий муляж жизни, основанной на «традиционных устоях», выраженных в архаике и нарочитом диалекте, на котором мало кто додумается разговаривать даже в самых забитых сёлах. У других русская тема выглядит как гротеск унылого мизантропа, злобная сатира на реальную жизнь. 
Иногда положительные герои «новой литературы» получаются настолько гротескными, даже карикатурными, что сразу понимаешь: это стёб. В лучших литературных традициях чёрных анекдотов. Представляете, что это такое — карикатурный положительный герой? Мне кажется, это какой-то нонсенс.
Вот только подобных этим буффонным героям, сколько я ни искал, найти не смог — так, чтобы в прототипы годились. Где они берут таких уродцев — остаётся только догадываться.

Если писателю нужно выразить некую гражданскую идею, не допускающую зубоскальства и смакования/бичевания человеческих пороков, приходится обращаться к такому явлению литературы, как «благородный герой» — но в большинстве случаев на выходе из творческого процесса получается ходульный персонаж, смело бросающийся то на нож какого-то криминального отморозка, то в ледяную прорубь для спасения погибающего человека, то в огонь без шансов на выживание... Сцены спасения и гибели чаще всего описываются смачно, но очень редко за «подвигом согласно сюжету» стоит живой характер, реалистически воплощенный (то есть облеченный в словесную плоть) живой человек. В таких литературных героях, будь они хоть десять раз позитивны и положительны,  нет ни реального живого дыхания, ни человечности...

Всех героев объединяет невидимая общая черта: у них нет души. Они ведут себя порой как куклы, не вызывая того сострадания, которое вызывает живое существо. По сравнению с этим посредственные тексты здесь - не самая большая беда. Текст можно отредактировать, в конце концов. А вот мёртвое оживить почти невозможно.


Впрочем, что толку ругать их за это. Они всего лишь продукт времени и подхода к отбору.  Не в них дело, а в личных качествах и уровне мастерства. И то и другое при отборе игнорируется. А это значит, сам отбор будет неизбежно отрицательным. Отрицательный отбор проявляется везде: от политики до искусства. А в литературе он проявляется, пожалуй, наглядней всего.

Нас, пишущих людей, злой постмодерн последних десятилетий так просто не отпустит — с его привычкой возводить в культ отъявленных негодяев, злодеев, извращенцев — и глумиться над проявлением здорового начала. Например, унифицировать и клонировать всё положительное: подстричь «положительных героев» под одну гребёнку и заставить маршировать в жутковатом марше, больше смахивающем на демонстративный перфоманс, нежели на реальную жизнь.

В общем, как-то всё не очень естественно в нашей «новой литературе». Она есть в лучших человеческих проявлениях — но на задворках. На сцену, «к микрофону» рвутся те, кто циничнее и бойчее. За всей это суетой у «литературного алтаря» угадывается неприятная тенденция: вчерашнюю тусовку, синхронно свалившую за рубеж, пытаются заменить собой более патриотичные литературные деятели. Энергичные, распиаренные в одних и тех же блогах, газетах, ток-шоу. Но цели те же. Занять «должность властителей умов». Интересно, зачем? Чему они будут учить общество? Некоторые уже в президенты готовы баллотироваться. Некоторые учреждают некие загадочные партийные структуры по «очистке культуры от...» ( Против, молчит, покаялся...) Правда, данные инициативы сопровождаются утешительными обещаниями, что, мол, дело не коснётся авторов, а направлены эти инициативы совсем-совсем на другое, доброе и нужное. Но мы прекрасно знаем, куда ведут такие пути-дорожки. Историю можно исказить или скрыть, но её невозможно обмануть.

Причём определять, от чего и от кого эта самая «зачистка», будут какие-то странные, имеющие отношение то ли к культуре, то ли к политике, то ли путающие политику с искусством, люди. Меня эта самодеятельность, честно говоря, настораживает так же, как и инициатива с внедрением в жизнь «культуры отмены». Суть дела мало чем отличается от ультралиберального стремления «разобраться с неугодными». А какими нравственными