Тайна преодоления одиночества

    Православный писатель и философ Сергей Фудель ввёл понятие «тёмный двойник Церкви». За 2000 лет много вопросов возникает у нас именно к этой стороне земной церкви. Именно земной, а не Небесной! Статья написана по воспоминаниям писателя.


    В 20-х годах прошлого столетия в одном подмосковном храме кончилась литургия. Все шло, как обычно, и священник сделал завершающее благословение. После этого он вышел к народу на амвон и начал разоблачаться. В наступившей тяжелой тишине он сказал: «Я двадцать лет вас обманывал и теперь снимаю эти одежды». В толпе поднялся крик, шум, плач. Люди были потрясены и оскорблены: «Зачем же он служил хотя бы сегодня». Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы вдруг на амвон не взошел какой-то юноша и сказал: «Что вы волнуетесь и плачете! Ведь это всегда было. Вспомните, что еще на Тайной Вечери сидел Иуда». И эти слова, напомнившие о существовании в истории темного двойника Церкви многих успокаивали или что-то объясняли. И, присутствуя на Вечери, Иуда не нарушил Таинства Христовой Церкви.

      Церковь это тайна преодоления одиночества. И это преодоление должно ощущаться совершенно реально, так что, когда ты стоишь в храме, то тогда только истинно приходишь к стенам Церкви Божией, когда луч любви робко, но и внятно начал растапливать лед одиночества, и ты уже не замечаешь того, что только что воздвигало вокруг тебя колючую проволоку: ни неверия священника, воображаемого тобой только или действительного, ни злости “уставных старух”, ни дикого любопытства двух случайно зашедших парней, ни коммерческих переговоров за свечным ящиком. Через все это ты идешь к слепой душе людей, к человеку, который, может быть, через минуту услышит лучшее, чем ты, – голос Человека и Бога: Иисуса Христа.

      Старец архимандрит Серафим (Батюгов) провел в затворе – не в монастыре, а в миру – примерно 12 лет, главным образом, в Загорске, где и умер 19 февраля 1942 г. В затвор он ушел по послушанию. Он был в Дивееве у блаженной Марьи Ивановны, рассказывал ей о своей работе на приходе (в церкви Кира и Иоанна в Москве), работе, очень его вдохновляющей, а она его прервала и говорит: «Иди в затвор». Он еще раз попытался привести какие-то разумные доводы против такого решения, но она в третий раз сказала ему то же.

      Ещё он рассказал один случай из его практики, говорящий о том же. Главным по сану в его храме был одно время епископ. Однажды возник спор по важному духовному вопросу. С мнением о. Серафима епископ был не согласен, и о. Серафим находился в большом смущении, не зная, как поступать. Это продолжалось до тех пор, пока его мнение не подтвердил о. Нектарий Оптинский, и тогда о. Серафим как настоятель поступил вопреки мнению епископа. Слово простого Оптинского иеромонаха решило вопрос. В иерархическом культе Рима это было бы немыслимо.

      Помню серебро длинных волос на плечах о. Серафима, а сам он в синей толстовке и брюках, без подрясника, этим народ смущает, а, может быть, испытывает меня: «Вот вы так снисходительны, – говорит он, – не обращайте внимания на мой костюм». – «Батюшка, – восклицаю я совершенно искренно, – какое же это может иметь значение?» Он молчит, но я вижу, что он доволен: значит, нет преграды между его теплой заботой о моей жизни и мной, ничего внешнее этому не мешает. Около тепла святой души тает лед сердца.


      Святость человека есть его благодатность, наполненность его благодатью Божией. Мы плохо понимаем, что такое благодатность, и потому нет понятия более далекого и загадочного для современной церковности, чем понятие святости. Реальная, т.е. несимволическая святость уже давно заменяется в церкви ее словесными знаками – титулами. Это один из признаков отвердения христианства в истории: Церковь болеет и на Востоке, и на Западе тяжкой и давней болезнью обмирщения. И, в то же самое время, мы знаем, что, несмотря на эту болезнь, Церковь живет, как Святая. Святость ее не только в святыне таинств, но и в реальной святости ее, может быть, неведомых миру праведников, в любящей вере простых сердец. О. Николай Голубцов настойчиво говорил: “Записывайте все, что знаете, о современных святых”.

      Болезнь Церкви во всех нас. Когда искренно осознаешь себя самого в этой больной части церковного общества, тогда не боишься вслед за Великими Отцами Церкви признать самый факт болезни, и в то же самое время, почему-то только тогда начинаешь в радости сердца ощущать непобедимую церковную Святыню. Митрополит Антоний (Блюм) говорит: «У Церкви есть аспект славный и аспект трагический. Убогий аспект Церкви – это каждый из нас... Мы уже в Церкви и мы еще на пути к ней» (ЖМП, 1967, № 9).

      Одна женщина решила покончить с собой, и, когда с этой целью пошла в лес, увидела сидящего на пне старичка. «А ведь ты нехорошо задумала», – сказал он, когда она проходила. Пораженная, она вошла в разговор, уже как бы забывая о том, с какой целью она сюда пришла. И разговор кончился тем, что старичок сказал: «Иди в Церковь, к отцу Алексею Мечеву, и скажи, что тебя к нему послал убогий Серафим».
      Под Воронежем недавно умерла слепая манатейная монахиня Смарагда. Она – я знаю – совершала ежедневно по несколько тысяч молитв Иисусовых. Но не об этом, и не о прозорливости ее хочу я рассказать.

      В городке, где жила Смарагда, ходила нищая, или, как там говорили, «побирушка», молодая гулящая женщина. Смарагда, жившая в небольшой келье еще с одной монахиней, приютила ее у себя. Она прожила у них года два и, оставив им вшей и беспорядок, ушла. Через сколько-то времени обе монахини идут по площади и видят, что гуляка, опять, очевидно, в полном безденежье и бездомье, сидит на земле с новорожденным младенцем. И вот Смарагда, наверно, вздохнув о тишине и чистоте своей кельи, говорит другой монахине: «Дашка, иль мы не христиане! Ведь надо ее опять брать!» И ее взяли, конечно, с ребенком.


      В Ярославле, уже после этой войны умер епископ Тихон, сын члена ЦК партии Народной Воли Льва Тихомирова, одного из тех, кто решал в 1881 году судьбу императора Александра II. Епископ Тихон прожил в этом городе последние 15 лет в затворе, в бедности, в крошечной комнате. Он выходил из дома только раз в несколько лет: на выборы в советские органы. Во время войны однажды я долго ждал в кухне окончания его одинокой молитвы, чтобы повидаться. Он нес подвиг молитвы совершенно один.

      Когда он умирал, он сказал: «Я пойду домой». Я вспоминаю, что над столиком, за которым он меня угощал чаем, висели фотографии всех его близких и родных и родного дома в Загорске. По распоряжению патриарха отпевание его совершал местный архиерей, сказавший громадной толпе собравшихся: «Вот мы жили с вами в этом городе и не знали, какой светильник хранится в нем под спудом».

      Умирала одна праведная деревенская старуха и все просила дочь поехать за священником, чтобы причаститься. Но до церкви было очень далеко, стояла глухая зима, и дочь не ехала. И вот однажды ночью умирающая сказала внучке, девочке лет шести: «Дай попить». И, когда подали ковшик, то услышали пение: «Тело Христово приимите».

      Отец Серафим (Батюгов) говорил: «Если негде будет вам причаститься, а вы будете чувствовать неотложность причащения, прочтите все положенное перед причастием «правило» и после этого отдайте себя на волю и усмотрение Божие».

      Мы говорим, пишем, читаем о подвиге, а подвижники молчат и его совершают"...

      Это всё отрывки из книг духовного писателя, поэта Сергея Фуделя. Замечательного человека, с творчеством которого я познакомилась 20 лет назад. За плечами у него три тюремных заключения и три ссылки. Он очень хотел быть священником. Но так и не решился. Быть может не хотел столкнуться с тем самым «темным двойником» Церкви? При этом он никогда не ставил под сомнение чистоту православного вероучения. Одна из первых его книг — «Путь отцов» — родилась как раз из стремления поделиться с друзьями теми прозрениями православных святых, что согревали его собственное сердце. Выписки из отцов Фудель делал с юных лет и чемодан с этими тетрадками хранил всю жизнь.

      В его понимании любой «церковный раскол есть не только глупость, но и гордость», а уж тем более — раскол по признаку отношения к власти или по иным политическим мотивам. «Вс; искаженное, нечистое, неправильное, что мы видим в церковной ограде, не есть Церковь, и для того, чтобы не иметь с этим общения, совсем не надо выходить за ее ограду, нужно только самому в этом не участвовать, — убеждал своих читателей Сергей Фудель. — Для того, чтобы быть в Церкви, надо быть в истине, в Святыне Божией, но кто именно в данный момент состоит и кто не состоит в ней, — мы не знаем. Поэтому Господь и сказал: "Не выдергивайте на поле плевел, чтобы вместе с ними не выдергивать пшеницу" (Мф 13:29). Это надо понимать прежде всего в том смысле, что сейчас я и ты, или она — плевелы, а через час и я, и ты и она может стать пшеницей».

      Христианства без радости не бывает — об этом, собственно, все книги Сергея Фуделя, особенно «Причастие вечной жизни», написанная в Покрове уже на закате дней. «Невозможно верить, стиснув зубы», вера без радости — это уже не христианство, а «хмурое законничество», утверждал он. И предупреждал: «Не вдыхая в себя хоть в малейшей степени блаженного воздуха вечности, нельзя сохранить свою веру… А ведь в этом вс; дело, особенно в наше время: остаться до конца верным Богу».

      "Ученики исполнялись радости и Духа Святого", — говорится в Деяниях о первохристианах, о людях, которые должны были жить в ожидании изгнания, мучений и смерти, — писал Фудель. — И мы, не можем больше жить без этой радости Духа, готовящей наши сердца и на Голгофу, и на Воскресение. Эта радость Духа — всё та же — и вчера, и сегодня, и в атомный век, ибо она есть всё то же реальное причастие еще здесь, на земле, Божественной жизни и нетления»."

2024 год.


© Copyright: Нина Богданова, 2024
Свидетельство о публикации №124013103428
Список читателей / Версия для печати / Разместить анонс / Редактировать / Удалить
Другие произведения автора Нина Богданова
Рецензии
Написать рецензию
Другие