В. Г. Белинский Стихотворения Владимира Бенедиктова СПБ, 1835

утратами богата,
  Кто часто плакал про себя! {*} и проч.
  {* Из "Борского", поэмы г. Подолинского.}
 
  В стихотворениях г. Бенедиктова все не досказано, все неполно, все поверхностно, и это не потому, чтобы его талант еще не созрел; но потому, что он, очень хорошо понимая и чувствуя поэзию воспеваемых им предметов, не имеет этой силы фантазии, посредством которой всякое чувство высказывается полно и верно. У него нельзя отнять таланта стихотворческого; но он не поэт. Читая его стихотворения, очень ясно видишь, как они деланы. Если г. Бенедиктов будет продолжать свои занятия по стихотворной части, то он со временем выпишется, овладеет поэзиею выражения, выработает свой стих, не будет делать этих детских промахов, на которые я указал выше; словом, будет писать так же хорошо, как г. Трилунный, г. Шевырев, г. М. Дмитриев, но едва ли когда-нибудь будет он поэтом. Первые стихи поэта похожи на первую любовь: они живы, пламенны, естественны, чужды изысканности, вычурности, натяжек; но таковы ли первые стихи г. Бенедиктова? Дай бог, чтобы мое предсказание оказалось ложным и нелепым, чтобы мои основания, которыми я руководствовался в моем суждении, были опровергнуты фактом: мне было бы очень приятно обмануться таким образом! Но до тех пор, пока это не сбудется, я останусь тверд в своем мнении, которое не есть следствие личности или каких-нибудь расчетов, но следствие любви к истине. В заключение скажу, что как ни неестественно обмануться стихами г. Бенедиктова, но изданная им книжка в наше прозаическое время многими может быть принята за поэзию. Словом, если г. Бенедиктов не оставит своих стихотворных занятий, он скоро приобретет себе большой авторитет; его стихи будут приниматься с радостию во всех журналах, во многих будут расхваливаться по крайней мере года два: а что будет после?.. То же, что стало теперь с стихотворцами, которых так много было в прошлом десятилетии и из которых многие обладали талантом повыше г. Бенедиктова... Увы! что делать! Река времени все уносит, все истребляет, и немного, очень немного всплывает на ее сокрушительных волнах!..
  Многие из стихотворений г. Бенедиктова очень милы, как весьма справедливо замечено в одном журнале. Их с удовольствием можно прочесть от нечего делать; они не дадут душе поэтического наслаждения, но и не оскорбят, не возмутят ее безвкусием или нелепостию; некоторые даже будут приятны для читателя, как апельсин в летний день или чашка кофе после обеда. Зато есть (хотя и очень немного) и такие, которых бы решительно не следовало печатать. Такова "Наездница"; мы не выписываем его, потому что наша цель доказать истину, а не повредить автору. У кого есть в душе хоть искра эстетического вкуса, а в голове хоть капля здравого смыслу, тот, верно, согласится с нами. Мы не требуем от поэта нравственности; но мы вправе требовать от него грации в самых его шалостях; и, под этим условием, мы ни одного стихотворения г. Языкова не почитаем безнравственным, и, под этим же условием, мы почитаем упомянутое стихотворение г. Бенедиктова очень неблагопристойным, и сверх того видим в нем решительное отсутствие всякого вкуса144. То же можно сказать и обо многих местах некоторых других его стихотворений. Мы очень рады, что этот факт может служить подтверждением истины, всеми признанной, что только один истинный талант может быть нравственным в своих произведениях. В поэтических шалостях грация -- великое дело, потому что без нее эти шалости могут показаться отвратительными; а эта грация есть удел одного вдохновения. Мы сказали, что некоторые стихотворения г. Бенедиктова очень милы как поэтические игрушки: такими почитаем мы "К Полярной звезде", "Озеро", "Прощание с саблею", "Ореллана", "Незабвенная", "К Н-му", но особенно нам понравилось "Два видения", которое выписываем здесь вполне.
 
  Я дважды любил: две волшебницы-девы
  Сияли мне в жизни средь божьих чудес;
  Они мне внушали живые напевы,
  Знакомили душу с блаженством небес.
  Одну я любил, как слезою печали
  Ланита прекрасной была нажжена;
  Другую, когда ее очи блистали
  И сладко, роскошно смеялась она.
  Исчезло, чем прежде я был разволнован,
  Но след волнованья остался во мне;
  Доныне их образ чудесный закован
  На сердце железном в грудной глубине.
  Когда ж я в глубоком тону размышленья
  О темном значеньи грядущего дня, -
  Незапно меня посещает виденье
  Одной из двух дев, чаровавших меня.
  И первой любви моей дева приходит,
  Как ангел скорбящий, бледна и грустна,
  И влажные очи на небо возводит,
  И к персям, тоскою разбитым, она
  Крестом прижимает лилейные руки;
  Каштановый волос струями разлит...
  Явление девы, исполненной муки,
  Мне день благодатный в грядущем сулит.
  Когда ж мне является дева другая,
  Черты ее буйным весельем горят,
  Глаза ее рыщут, как пламя, сверкая,
  Уста, напрягаясь, как струны, дрожат, -
  И дева та дико, безумно хохочет,
  Колышась, ее надрывается грудь:
  И это виденье мне горе пророчит,
  Падение терний на жизненный путь.
  Пред лаской судьбы и грозой ее гнева
  Одна из предвестниц всегда прилетит;
  Но редко мне видится первая дева, -
  Последняя часто мне смехом гремит:
  И в жизни я вижу не многие розы,
  Помногу блуждаю в тернистых путях:
  Но в радостях редких даются мне слезы,
  При частых страданьях есть хохот в устах.
 
  Мы думаем, что это стихотворение может служить лучшим доказательством нашего мнения вообще о стихотворениях г. Бенедиктова.