Стремительное восхождение Сергея Есенина на Парнас имело и свои отрицательные стороны: поэт попадает в среду, которая часто совершенно чужда ему. Творческая интеллигенция начала двадцатого века реагировала на российскую грозовую атмосферу нервной оторопью, стремлением любыми путями уйти из действительности в мир грёз и небытия. Множились различные школы и направления, для большинства из которых были характерны настроения и упадка, и отчаяния, эстетизация потустороннего.
Образ жизни представителей искусства декаданса – свободная любовь ( на самом деле едва прикрытый разврат ), вино и кокаин, бессонные ночи в кутежах, спиритических сеансах или за картами – явно не могли служить примером для подражания.
Вот что сам Есенин думал по этому поводу: «Собратьям моим кажется, что искусство существует как искусство. Вне всяких влияний жизни и её уклада… У собратьев моих нет чувства Родины во всем широком смысле этого слова, поэтому у них так и не согласовано все. Поэтому они так и любят тот диссонанс, который впитали в себя с удушливыми парами шутовского кривляния ради самого кривляния».
Это происходило в начале XX века, через сто лет мы наблюдаем картину гораздо более мрачную, многие из представляющих российскую культуру не только не имеют чувства родины, а пропитаны ядом ненависти к ней. Наглядным примером может послужить Быков-Зильбертруд, заживо гниющий урод, изливающий свой гной и грязь на всё в России, в том числе и на великого русского поэта Сергея Есенина.
