Заметка «Плазменная дуга,,» автора Макар Николаевич

Плазменная дуга


            «Прекрасная вещь – любовь к отечеству, но есть
            еще более прекрасное – любовь к истине. Любовь
            к отечеству рождает героев, любовь к истине
            создает мудрецов, благодетелей человечества. Не
            через Родину, а через истину ведет путь на небо».

            П.Я.Чаадаев.

            «За всех - Бог, а люди – каждый сам за себя»

            Народная мудрость

      Андрей нажал кнопку пуска. Раздался хлопок, вспыхнул ослепительно яркий свет, и ровный свистящий гул заполнил производственное помещение лаборатории. Сквозь темное стекло защитной маски был отчетливо виден толстый лист металла, лежащий на опорах рабочего стола плазменной машины, а над ним – латунно желтый корпус плазмотрона с застывшим на его конце молочно белым язычком плазменной дуги. Андрей щелкнул рычажком тумблера, включающего рабочую скорость перемещения плазменной головки. Плазмотрон плавно двинулся вперед, оставляя за собой ровный сквозной рез. Из образовавшейся полости хлынул вниз сноп брызг и капель расплавленного металла.

      Удивительное чувство испытывал Андрей, глядя на работающую плазменную дугу. Ее вид притягивал и завораживал его, заставляя неотрывно смотреть, смотреть и смотреть. В ней было что-то от странного, непонятного, фантастически живого существа. Факел дуги слегка подрагивал, пульсировал, словно бы дышал, непрерывно мерцая, меняя оттенки цвета от ослепительно белого до розовато палевого и чуть отсвечивая изнутри оранжевым. В нем зарождались, вспыхивали и тут же гасли какие-то искорки и прямо-таки физически ощущалась невероятная мощь, заключенная где-то внутри и сдерживаемая до поры. Эта мощь заставляла металл стремительно расступаться перед движущимся фронтом дуги, словно убегать от ее испепеляющего жара, а зазевавшие его частицы мгновенно плавились и сверкающими каплями, одна за другой стекали по обоим сторонам полости реза, скапливаясь на их нижних кромках, образуя при затвердевании плотные гребенчатые наплывы металла.

      Андрей закончил один рез, затем, меняя поочередно основные параметры плазменной дуги, сделал еще несколько резов. После чего выключил установку. Отрезанные полоски металла внимательно, через лупу осмотрел, пронумеровал, замерил и занес полученные данные в общую, типа «гроссбуха», тетрадь. Тетрадь носила солидное название: «Журнал исследований».

      Качество реза у полученных полосок было великолепным. Спокойно можно было бы сравнивать с механической обработкой деталей на фрезерных или строгальных станках. А по затратам – никаких сравнений! Механическая обработка – в десятки раз дороже! Нужны сложные станки, квалифицированные рабочие и жуткое количество времени на обработку, не говоря уже о бесчисленных тоннах дорогого легированного металла, уходящего в стружку!

Естественно, что в городе его знали, как великолепного специалиста по плазменным процессам. И его приглашают на другой завод города в только что организованный при местном металлургическом заводе «Электросталь» НИИ, так называемую Центральную Лабораторию по Отделке Проката или сокращенно ЦЛОП в качестве руководителя плазменной группы. г Ведь плазменные процессы были частью сварочного производства и он активно занимался ими у себя на заводе, получив уже несколько авторских свидетельств на изобретение.

И он уходит в этот ЦЛОП и сразу же заваливает заводское патентное бюро заявками на изобретение. Работа для него оказалась творческой и очень интересной. И готовые технические решения по плазменной обработке металлов из него сыпались одно за другим.

И здесь у него нашлись помощники. ЦЛОП имел договор с Киевским Институтом Сварки имени Патона по плазменной обработке легированного проката и на заводе постоянно были их представители. Под их руководством в одном из цехов завода была смонтирована линия для плазменной обработки проката. Но работала она плохо. Что-то в ней было не так.

Он сблизился с этими ребятами, помог им найти уязвимые места в существующем проекте линии и предложил несколько вариантов улучшения ее конструкции, на которые были оформлены вместе с «Патоновцами» целых шесть заявок на изобретения. Изменения конструкции линии оказались удачными и линия заработала.

И тогда ему предложили поступить в аспирантуру в ИЭС имени Патона с полной гарантией защиты кандидатской диссертации через три года. Он согласился.
Но для поступления в аспирантуру нужно была письменная рекомендация треугольника ЦЛОПа в лице его директора, профорга и парторга. Здесь проблем не должно было возникнуть, потому что руководство не возражало против его поступления в аспирантуру.

Профорг подписал рекомендацию без возражений, но парторг был редкостной сволчью и любил «поизголяться» над людьми, показывая свою значимость в этом мире. И он, не выдержав, крепко поругался с парторгом. Дело дошло до мата, взаимных оскорблений и «хватания за грудки».

Начальство требовало пойти на мировую с парторгом. Ему надо было всего лишь извиниться перед парторгом. Но он заартачился. И рекомендация для поступления в аспирантуру для него не была подписана. А с ней пропала возможность получить звание кандидат наук.

А дальше пошло, поехало, понеслось, как на пыточном колесе. «Патоновцы обиделись» и прекратили все работы с ним. Даже больше. Конструкция линии по плазменной обработке металлопроката вскоре была выдвинута «Патоновцами» на соискание Государственной премии. Но в числе авторов линии его фамилии уже не было. Хотя она базировалась на его изобретениях.

Тогда он садится за пишущую машинку и пишет монографию под названием «Механизация термической резки», большую, монографию, объемом почти в двадцать пять печатных авторских листов. Отвозит рукопись в издательство «Машиностроение», а она там застряла на долгие месяцы на многочисленных рецензиях, а потом вообще пропала и концов ее не было видно нигде.

Но потом, уже в двухтысячных, к нему на страницу в интернете, где он размещал свои художественные и публицистические произведения, вдруг пришло письмо из Германии с незнакомым ему адресом. Он зашел на этот адрес и увидел книгу на немецком языке. Это была его изданная монография, но уже под чужими именами.

Здесь подошли девяностые. Завод, где он работал закрылся и он устроился преподавателем технических дисциплин в Областном Политехническом колледже, что размещался в их городе. Город был промышленный, причем, «оборонно – промышленный» и в девяностые годы сюда повалили американские специалисты для вербовки Советских инженеров к себе в «зарубеж».

Приходили они и к нему. Приходили несколько раз домой, по вечерам. И долго убеждали его уехать в США для работы по специальности в некоторых научно промышленных фирмах. Предлагали работу, жилье и гражданство США через три года. Но он всегда отказывался.

Да, он отказывался от таких заманчивых предложений.. И никогда не жалел об этом. Даже в годы дефолта, когда со всей очевидностью стало ясно, что Россия, как великое государство, больше уже не поднимется никогда, он не жалел об отказе уехать в США. Не хотелось ему покидать свою Родину в годы ее лихолетья. Все таки в душе он был русским, Советским человеком и ему не все равно было, где жить.

Хотя жизнь прижимала его все сильнее и сильнее.

В девяностые годы, его жена, инженер одного городского завода, как и многие ее коллеги, оказалась на рынке и вскоре ушла от него к какому-то рыночному воротиле. А у дочери семейная жизнь не складывалась. Она развелась с первым мужем и вскоре вышла второй раз замуж. А потом и с ним развелась.

И дочь ее оказалась лишней в ее новой жизни. И он стал забирать ее дочь, свою внучку, к себе домой. Внучку он обожал и она все дни проводила у него и с ним. А потом и совсем переселилась к нему.

Дочери было не до нее и не до них. В полном смысле слова. Она никак не могла построить на человеческом уровне свои отношения с окружающими ее мужчинами. И где уж ей думать о своем ребенке!

Но вот сейчас, когда он остался один в своей пустой квартире, один со своими сотнями изобретений, со своими статьями, книгами, техническими проектами, никому абсолютно не нужный, ни семье, ни государству, он иногда вспоминает о тех своих отказах и только тяжело вздыхает!

Отказ от переезда в Америку кажется ему теперь ему самой большой его ошибкой в жизни из того бесчисленного множества ошибок, которые он совершил за шестьдесят с лишним прожитых им на свете лет. Причем, очень непростых и не слишком понятных даже самому себе, страшно трудных, но и, одновременно, страшно увлекательных, интересных и счастливых для себя лет. Или он все-таки ошибается? В очередной свой раз? И жизнь для него еще не закончена?

Кто знает... Кто знает...

***