Точно дюжины отмерив,
Мастер кисти выбирал.
Рядом в краски подмастерье
За желтком желток втирал.
Три… почётно ль, не почётно ль…
Подмастерью быть равно.
Яйца горкою посчётной
Перед ним одно в одно.
И сработав цвет жар-птичий,
Спектр павлиньего пера
Замешал он, взгляд набычив
От голодного нутра.
А ещё над подмастерьем,
Строен, строг, высок и прям,
Не чертог стоял, не терем –
Православный новый храм.
Для него-то – и работа:
Мастер кистью поведёт,
И горячей позолотой
Белый камень оживёт,
Гулкий колокол ударит,
Звон услышит и глухой,
И великий князь одарит
Рисовальщиков деньгой…
Только вот: в письме умелец,
Мастер верой не силён. –
Не беду ль зовёт, осмелясь
Малевать на храме он?
Ну, как поп да про безверье
Князю светлому шепнёт…
Взволновался подмастерье,
Сдул со лба холодный пот
И, угрюм несытым бытом,
Стал увероваться в том:
Быть плетьми обоим битым
С ненабитым животом.
И в ответ сему как будто
Отзовясь на мысли те,
Разыгрались кишки буйно,
Заурчало в животе…
Что ж ты сделал, человече,
Курам на смех, нам на срам? –
Также виден издалече
Православный старый храм.
Только свод его пустынен,
Облупились краски стен…
Да не мастер в том повинен,
Что немастер яйца съел!
Может, проголодь?..
Но схоже
Нам видней отсюда, что
Яйца съеденные тоже
Должен миру кое-кто. |
