Ветер неудержимо летит, как обычно – из никогда во всегда.
Вторя тонкому голосу флейты, вещает, трепещет вода.
Хрустальные пальцы неловко дрожат, собирая
Мозаику скользких слепящих осколков луны.
Ты снова явилась, моя драгоценная, яркая, злая,
В прозрачной накидке из давней печали и тишины.
Локонами недоверчивыми от песен моих лицо занавесила,
Прижав своим весом древесный поверженный ствол, как добычу.
Молчишь и молчишь печально, грустно, невесело, весело. Весело!
Но всё же молчишь и молчишь, оплетённая призрачной сетью приличий.
В корзинке безоблачной памяти, мехом мерцая, дремлют котята песен.
Тебе не верится, что твой затерянный мир мне искренне интересен.
Все прежние платья твои разорву, сотворю тебе редкостно-новое,
В музыку слов я тебя обряжу, как в полуночный шёлк водопада
И рассветный шифон облаков, расшитый стеклярусом молний.
Будешь в атласе листвы и цветов, как дремотная в полдень дриада.
Мокасины Гермеса сухой апельсиновой кожи оленьей
Станут отныне беречь твои ноги на тропах вне времени.
А потом посмотрю, как ты снова уйдёшь, на себе не заметив
Цепочку-браслет и подвязку-аркан, и пончо из ловчей сети,
Не заметив, что ныне по-новому, медленно дышишь,
Потому что мой голос в рассветной душе своей слышишь...
Ты уходишь – до завтра – в блескучих звенящих доспехах
Из радости пламенной, песен, мечтаний и смеха. |
