Чернобыль

Отчетливо помню (никогда не забуду) тот вечер, когда по дороге в Иванковский РЭС (ближайший к нам Район Электрических Сетей), находясь уже за пределами Чернобыльской Зоны, мы с водителем притормозили у магазина продовольственных товаров. Хотелось пить. Запас воды в нашей машине никогда не кончался, но эта вода была тёплой, а хотелось холодненькой, с холодильничка.

К нашему удивлению покупателей в магазине оказалось довольно много, хотя людей на улицах почти не было видно. Очередь к прилавку была большой, а времени у нас было «в обрез». Мы остановились в нерешительности. Вдруг (действительно, как в сказке) «очередь» заволновалась, качнулась в разные стороны и расступилась перед нами, – путь к прилавку для нас был свободен.

Пока мы раздумывали, что бы такое ещё прикупить посерьёзнее (ведь не ограничишься парой бутылок воды, когда оказана такая честь), посыпались тревожные вопросы: «Сынки, как там?», «Будет ли взрыв?», «Все ли вы там здоровы?», «Смогут ли туда вернуться люди?», «Вот, вы сами, как себя чувствуете?», «Справитесь ли?»… И кругом глаза. Материнские добрые глаза. Смотрят с болью и надеждой, тревогой и верой. Но, главное, в этих, бесконечно родных глазах ощущалась великая поддержка и удивительная сила духа.

Вид у нас был, конечно, усталый, но, не сговариваясь, мы с водителем тут же внутренне «подтянулись».

- «Дорогие наши матери, - начал я и сразу стало тихо. Я обвёл взглядом присутствующих и уже тише повторил, - дорогие мои. Вы сейчас видите перед собой только нас двоих. Но в «Чрезвычайной зоне» вместе с нами более тридцати тысяч бойцов. Это огромная сила, которая сделает всё, чтобы вы смогли спокойно жить. Верьте нам, взрыва не будет, но люди в «Зону» вернутся не скоро. Те же, кто сейчас там воюет, здоровы и дееспособны. Это правда. Посмотрите на нас, ведь мы практически такие же, как и все остальные. Так что, тихо за нас молитесь, а мы свой долг исполним».

Эта небольшая речь запомнилась мне почти дословно. По двум причинам.
Во-первых, оказалось, что это вовсе не я провёл «политзанятие» на интересующую всех тему. Это мы с водителем получили мощнейший заряд патриотизма и личной ответственности. Под впечатлением этой встречи мы за всю дорогу до Иванково так и не сказали друг – другу ни слова, думая каждый о своём, пока не оказались у диспетчера электросетей.
Во-вторых, данное обещание оказалось пророческим, ибо уже через несколько дней мы действительно смогли стабилизировать температуру в повреждённом ядерном реакторе.
_____

Когда произошла катастрофа на Чернобыльской АЭС, мне не сразу удалось осознать её масштабы. Однако, получаемая затем из различных источников хотя и не полная, а иногда и противоречивая информация, постепенно проявляла весь ужас возможных последствий. Было ясно, что в неуправляемом ядерном реакторе, в котором оставалось ещё более 100 тонн обогащённого урана, вполне могла образоваться «критическая масса». Можно было представить себе всю мощь ядерного удара.

От этих мыслей в мае 1986 года моя жизнь с каждым днём становилась все неуютнее, ибо ощущение собственной беспомощности перед стихией всё чаще выводило из равновесия. Поверьте, жутко было сознавать размах надвигающейся страшной беды для всех нас, для моих детей и быть, при этом, всего лишь пассивным наблюдателем. Необходимость активного участия в спасении жизней близких мне людей уже не вызывала никаких сомнений.

Наконец, 4 июня 1986 года в составе группы из 120-ти офицеров запаса я прибыл в поселок Краснознаменка Одесской области. Однако для отправки в Чернобыль требовалось всего 32 человека. Отбор был жёсткий и меня, как и большинство прибывших в Краснознаменку, сначала проигнорировали. Помог кадровый офицер из нашего Военкомата (в звании – капитан, а фамилию уже не помню). Вместе с ним нам удалось убедить местного подполковника и меня зачислили в уже отобранную команду сверх плана, как офицера инженерной службы.

Со мной был увесистый дипломат, заполненный книгами по физике. Тогда я наивно считал, что «там» они мне обязательно пригодятся. Но уже побывавшие в Чернобыле офицеры, доходчиво объяснили, что «там» будет не до чтения литературы, даже если она и научная. Более того, «там» книги останутся навсегда, так как подвергнутся радиоактивному заражению. Пришлось оставить все книги на перевалочном пункте и это был мой первый урок в чернобыльской эпопее.
_____

Второй, пожалуй, самый страшный урок был получен 6 июня 1986 года по прибытии к месту дислокации. Въезд в чернобыльскую Зону возможен с трёх сторон: через населённые пункты Диброво, Дитятки и Старые Соколы. Наша часть располагалась внутри тридцатикилометровой зоны в районе Старых Соколов, а нас в открытых машинах почему-то повезли через Дитятки, то есть практически через всю зону заражения.

Вечерело, но было ещё достаточно светло и мы видели «рыжий лес», пустые сёла и прямоугольные площадки в стороне от дороги с военной и гражданской техникой. Казалось, что это обычные стоянки автомашин, тем более что вся техника там выглядела совершенно новой. Однако это были «могильники» радиоактивного железа.

Мёртвые «населённые» пункты, мёртвая техника, мёртвый лес и пугающая тишина вызывали неподдельный страх. Казалось, что мертва сама Природа и кто-то жуткий и жестокий, безраздельно властвуя над всем этим огромным кладбищем, находится где-то здесь, совсем рядом. «Под ложечкой засосало», подспудно появилось даже некоторое сомнение в правильности сделанного мною выбора. Мне кажется такое чувство испытали все мои товарищи. Пожалуй, только полный идиот мог оставаться спокойным при виде этой ужасающей картины.

Прибыли мы в свою часть ещё засветло, но распределение по местам службы закончилось уже ночью. Мы стояли перед штабной палаткой в две шеренги. Нас вызывали в штаб по одному и после каждого выбывшего из строя офицера мы смыкали свои ряды. Строй постепенно таял. Наконец в строю остались только три человека, затем два, и вот уже я стою один. Теперь это и строем-то назвать было нельзя.

Томительно шло время, пока из палатки, не вышел замполит. «Что вы здесь делаете?» – устало спросил он. Я даже потерял дар речи, совершенно не понимая, что ответить. Сначала подумал, это майор так шутит. Я промолчал, но майор строго повторил свой вопрос и, после некоторой паузы, мне удалось «выдавить» из себя: «Прислали». Выразив крепкое суждение про глупость «тыловиков», майор буквально за руку, как школьника, ввёл меня в штабную палатку.

Пока я привыкал к яркому свету, моя судьба уже была решена.
- Запиши его в штаб, - коротко отдал кому-то распоряжение майор и, прежде чем до меня дошёл смысл его слов, вышел в ночную тьму.

В ответ на моё неуклюжее заявление, что штабист из меня никакой, мне приказали перейти в соседнюю палатку и там, на свободной раскладушке выполнить команду «Отбой». Засыпать в ту ночь пришлось с чувством горечи. Все прибывшие со мной офицеры получили кто взвод, кто роту и своё место в боевом строю, а мне досталась роль, в которой пользы от меня действительно было мало. Так прозаично закончился мой первый день пребывания в зоне боевых действий.
_____

Некоторые считают, что боевых действий в Чернобыле не было: «Мол, окопы не рыли, в атаку не ходили, да и вообще, все там были безоружные. Был просто тяжёлый, связанный с риском труд». И, вроде, правильно. Однако, как раз, все категорически наоборот!

Окопы мы, так-таки, рыли, но в переносном смысле. Для нас окопы это не земляные траншеи. Окоп нужен для того, чтобы укрыть бойца от вражеских пуль и снарядов. Ровно ту же роль выполняли и наши «подручные» защитные средства. Известно, что средств, полностью защищающих от радиации, не существует, но многие из них способны заметно уменьшить её губительное воздействие. Именно в этих целях в дело шло буквально все. И свинцовые листы, и бронетехника, и кабина обычной автомашины, и даже соответствующая одежда.

К примеру, мало кто знает назначение белого комбинезона или халата. Ведь он не может защитить от радиации, хотя некоторые наивно думают, что белый цвет отражает радиоактивные лучи. И все же белая одежда выполняет существенную защитную функцию. На ней хорошо видна даже незначительная грязь. Если учесть, что в Чернобыле любая грязь была радиоактивна, станет ясно, насколько важен был там белый цвет.

В атаку мы, как раз, ходили. И готовились к ней с не меньшей тщательностью. И шли на врага более страшного, чем обычный, потому что стрелял он без промаха. Поэтому, наши атаки были строго ограничены во времени. В результате обходились без погибших, зато все, без исключения, были ранены.

И вооружение у нас было. Причём, самое современное. В любой технике недостатка почти не было. Весь мир помогал нам в этом. Впервые в истории за исход нашего сражения, за нашу победу молилось всё человечество, ибо практически всем было ясно, что наше поражение приведёт к гибели не только жителей Европы, но и Америке с Азией «мало не покажется».

Однако главную роль в Чернобыле играла вовсе не техника. Самым грозным оружием против ядерной чумы стал человеческий разум. Впервые главнокомандующим в этой битве был не генерал, а выдающийся учёный. Именно благодаря ему многие из нас ещё живы, хотя сам он, к сожалению, погиб. Академик Легасов, прежде чем посылать нас в пекло, сначала сам бывал там и его, по-научному выверенные, почти отеческие наставления всех воодушевляли на подвиги. Общечеловеческая память и святая благодарность этому великому Сыну земной Цивилизации!

Вооружены мы были ещё и здравым смыслом. Чаще всего не погоны определяли меру ответственности. Благо, они не всегда были видны из-под комбинезона, халата или куртки. Наоборот, именно мера ответственности определяла полноту власти. К примеру, если сержант на «гражданке» был крановщиком, то без промедления принимал на себя руководство погрузочно-разгрузочными работами, а офицер выполнял функцию стропальщика или просто грузчика. И никого это не смущало, ибо цель для всех была одна, - как можно скорее выполнить поставленную задачу и укрыться в более безопасном месте. Заметьте, именно выполнить поставленную задачу, а не просто кое-как изобразить усердие. Это важно, ибо мы понимали что, если не сделаем это как следует сами, то переделывать придётся другим, а наши потери, при этом, окажутся бессмысленными. Именно смысл наших действий и был мерой ответственности. И действительно, если нет смысла в твоих «потугах», зачем тогда «гробить» своё здоровье?

Да, был тяжёлый и рискованный труд, подобный, на первый взгляд, труду спасателей из МЧС. У них тоже не лёгкий и не безопасный труд, но он все же регламентирован чёткими правилами и последствия риска для них выборочные. Из любой ситуации подавляющее большинство из них выходит живыми и, главное, невредимыми. Риск сказывается только на тех, кому «не повезло», но такое случается и на автодорогах, и при перелётах самолётами и даже на железнодорожном транспорте. Подобное, к сожалению, случается и на обычном производстве. Но, не в Чернобыле. Там все было иначе. Там «не везло» всем, ибо все летящие в нас «пули» попадали в цель.

Представьте себе бойца, стоящего на бруствере окопа под градом пуль и ничего при этом не предпринимающего. Очевидно, что он либо пойдёт в атаку, либо вновь укроется в окопе. Прятаться нам, по сути, было негде, поэтому мы постоянно шли в атаку, успокаиваясь лишь в короткие периоды сна. Кстати, радиация доставала нас и в это «мирное» время.

Именно поэтому, практически все, прошедшие горнило чернобыля бойцы, были героями. Поначалу мне даже казалось, что в Чернобыль специально отбирали самых лучших представителей нашей, тогда ещё огромной Страны. Лишь спустя неделю, осознал, что дело не только в том, как Родина нас воспитала, а в том, что на фон этого воспитания наложились чрезвычайные обстоятельства небывалой трагедии.

Не могу не вспомнить Русу Ивана, без раздумий возглавившего одну из первых групп наших добровольцев, отправившихся в самое пекло на подвоз бетона к разъяренному реактору. Впоследствии Иван Георгиевич возглавил созданное в мае 1990 года Общество «Чернобыль» Молдовы, а сейчас заслуженно является Почетным председателем этого Общества.

Вместе с нами начальником смены на пункте санитарной обработки заражённой техники был Кирилюк Валерий. Со своими солдатами он изо дня в день бесстрашно боролся с радиоактивной заразой, завозимой с аварийного реактора «больной» техникой. Обеспечивал нас исправным транспортом Илейко Николай, который тоже за спины своих товарищей не прятался. За нашим здоровьем неустанно следил Бешляга Алексей, по профессии хирург-онколог. И если мы ещё живы, в этом была и его не малая заслуга.

Все перечисленные офицеры затем приняли активное участие в создания Общества «Чернобыль» Молдовы. Валерий Николаевич сейчас возглавляет районную организацию сектора Рышкань, Николай Петрович – председатель ревкомиссии Общества. А вот Алексей Григорьевич, бывший заместитель председателя Общества, до наших дней не дожил. Он погиб в 1997 году. К сожалению, подобное эхо Чернобыля отозвалось не только в его судьбе, но всех наших уже бывших соратников здесь, не перечислить.
_____

Настоящим делом мне пришлось заняться на третий день моего пребывания в зоне радиоактивного заражения. Тогда в нашу воинскую часть прибыл кадровый офицер, майор Словачевский, возглавивший инженерную службу полка. Появившись на «минуту» в штабе, он сразу привлёк моё внимание.
- Товарищ майор, разрешите мне перейти в инженерную службу полка.
Пауза. Майор внимательно меня рассмотрел и недовольно процедил:
- Каждый должен нести свой чемодан.
Вновь пауза. Мне стало ясно, что моя просьба его обидела. Не мог только сообразить, почему? Майор оценил мой растерянный вид и спросил:
- А что это вы тут делаете?
- Я тут служу.
- Что, прямо здесь, в штабе?
Продолжительная пауза. Взгляд майора потеплел.
- А почему вы считаете, что инженерная служба нуждается в вас?
- Я инженер, по специальности энергетик.
- Энергетик, говоришь! – обрадовался майор, - ну, тогда пошли со мной.

Впоследствии Пётр Николаевич Словачевский признался, что при первой нашей встрече он принял меня за «дельца», пытающегося пристроиться поудобнее, но когда узнал, что «делец» уже пристроен (куда ещё удобнее, чем в штабе), своё мнение сразу же поменял. Однако решающим фактором для него оказалась всё-таки моя профессия.

В то время все технические средства на пунктах санитарной обработки, связь и быт воинской части обеспечивались электроэнергией от передвижных электростанций. В качестве привода использовались двигатели внутреннего сгорания. Условия эксплуатации сложные, кругом песок. Техника не выдерживала, а перебои с электроснабжением были недопустимы. Вот и сгодился мой профессиональный опыт.

От передвижных электростанций пришлось сразу отказаться, а высоковольтные линии электропередачи (ЛЭП) в зоне заражения были отключены. Некоторые линии удалось включить, некоторые - перенести в нужное место и даже дополнительно смонтировать трансформаторную подстанцию. Все это выполнялось в деловом контакте с моими коллегами из организации «Гидроэнергомонтаж» (ГЭМ) в самом Чернобыле и Района электросетей (РЭС), расположенного за пределами нашей зоны в поселке Иванково.

Провода, траверсы, арматуру и всякую мелочь, мы брали прямо со склада погибшего электроцеха ЧАЭС. Опоры выдёргивали из земли, демонтируя уже недействующие ЛЭП. Делалось это в нарушение всех мыслимых правил, но иного выхода не было и мы все это понимали.

Однажды, пришлось «рвать» опоры вдоль двуполосной автодороги ночью. Видимость была плохая, а мы со своей техникой полностью перекрыли одну полосу дороги, по которой шло довольно интенсивное движение в обе стороны. Наши регулировщики не справлялись с разводкой встречных потоков и постепенно начала образовываться пробка. Выручили инспекторы ВАИ. Они не стали выяснять «кто виноват», а быстро приступили к своему делу. За несколько минут они профессионально «разрулили» проблему и уже не покидали нас, пока мы не закончили свою работу. Я не знаю фамилий этих ребят, мы фамилии тогда не спрашивали, да и вообще в той обстановке массовой взаимовыручки это считалось делом обычным. И всё же им следует благодарно поклониться.

Аналогичный случай произошёл на пункте санитарной обработки (ПУСО) у села Рассоха. Надо было срочно развернуть на 180 градусов мощную дизельную электростанцию. Вместе со всеми свободными в это время солдатами, мы вручную стали передвигать эту огромную махину. Дела-то всего на несколько минут, но оно требовало больших усилий. В самый разгар слышу «командирский» голос: «Почему без защитных средств? Кто старший?». Старше меня здесь никого не было. Продолжая толкать станцию, поднимаю глаза. Чуть в стороне от нас стоит незнакомый мне полковник. Признаться честно, было не до него. Жара, дышать и так нечем, а дело требовало приложения всех сил. Респираторы у солдат, да и мой «лепесток», сброшены на грудь. Видимо, в этом полковник и усмотрел непорядок. Принимаю решение: закончим двигать станцию, тогда разберёмся и с полковником.

Однако один из солдат, не видевший, кто стоит у него за спиной, спокойно и внятно предложил: «Лучше помог бы». Офицер оказался настоящим полковником. Он не обиделся и не стал «качать права», а так же внезапно, как и появился, исчез. Но, не просто исчез. Через несколько минут подъехал автокран. Оказалось, что его с проходящей рядом дороги завернул на помощь к нам тот самый полковник. Правда, к этому моменту мы свою работу уже закончили, но все же с благодарностью вспоминали тогда неизвестного полковника и восхищались его выдержкой. Действовало таки неписаное тогда правило, что «старший по званию мог вмешаться в решение проблемы только в том случае, если сам мог оказать реальную помощь».

Трансформаторную подстанцию сначала пришлось просить у родной Молдовы, спасибо нашей ВЧ-связи. Мало кто знает, что связь у энергетиков действует по проводам линий электропередач (ЛЭП). Благодаря этому по всей энергосистеме «Мир» от Берлина до Владивостока тогда без проблем работала надёжная телефонная связь. Представляете, по одним и тем же проводам с разной частотой, не мешая друг другу, бегут огромные токи с напряжением до 750 тысяч вольт и очень слабые токи с напряжением в несколько тысяч раз меньше.
Используя эту связь с Иванковского РЭС, я переговорил с главным инженером «Молдглавэнерго» Валерием Иконниковым. Разговор состоялся около 22 часов. Для меня это был «ещё не вечер», но и Валерий Юрьевич был ещё на работе. Узнав, где я нахожусь и для чего мне нужна подстанция, он тут же взялся помочь. Ему тоже низкий поклон, хотя помощь впоследствии и не потребовалась. Выручили киевляне. Ведь они были значительно ближе к нам, чем Молдавская энергосистема.

Были, к сожалению и «казусы». Требовалось разметить трассу для установки железобетонных опор под новую ЛЭП, но теодолита у нас не было. И это можно понять, ибо мы, все же, не «стройбат». Однако в штабе не оказалось даже обычного бинокля. Выручила воинская смекалка двух моих боевых товарищей: сержантов Котруца Александра из Оргеева и Палима Владимира из Кишинева (оба Георгиевичи). Первый подогнал на исходную позицию ЗИЛ, с кузова которого мне был виден другой конец линии, а второй сопровождал «вооруженных» шестами солдат по трассе, отсчитывая шагами необходимое расстояние между будущими опорами. После моей корректировки – «вправо» или «влево» – каждый шест втыкался в землю. Так сформировалась ровная линия опор.

Были и случаи, когда сталкивались интересы дела с формальными установками, но всегда в пользу дела. Однажды, во время выдёргивания из фундамента незавершённой стройки крайне необходимых нам фундаментных блоков (на профессиональном сленге - «мертвый груз»), наш автокран вышел из строя – от перенапряжения согнулась стрела. На въезде в «Зону» в районе Старых Соколов была гражданская автобаза, где размещалась необходимая нам техника. Машины стояли там без номеров, но с полными топливными баками.

Чтобы закончить дело, нам с сержантом Котруца пришлось съездить за новым автокраном на эту базу. Увидев на территории базы человека в рабочем халате, я заявил ему, что нам срочно нужен автокран. Указав рукой на длинный ряд новеньких машин, он заметил, что автокраны вон, стоят, но отсутствуют крановщики. У нас был свой крановщик и «переговоры» с представителем базы на этом для нас закончились.

Сержант завёл двигатель автокрана, проверил его работоспособность и выехал за территорию базы. Но, на КПП (контролируемый въезд в зону заражения) автокран остановили, мотивируя, что машина без номеров и, тем более, без пропуска. Командовал охраной КПП капитан милиции и нас тогда его требования немало удивили. После недолгих переговоров и объяснений, что автокран нам нужен не на «тёщином огороде», мы все же отправились выполнять поставленную задачу.

Теперь понятно, что капитан был прав. Но, это в обычных условиях. Тогда же эти формальности мы просто не понимали. Действительно, было не до них.

Напряжённая работа нас вовсе не изматывала, ибо сама обстановка не давала расслабиться. Жутко довлела возможность ядерного взрыва, ибо температура в разрушенном реакторе продолжала «расти» и никто не знал, когда может наступить трагическая развязка. Ситуация с грозным реактором стабилизировалась лишь 15 июня 1986 года и произошло это не само собой, а благодаря человеческому разуму и самоотверженному труду. С этого момента не только появилась надежда на благополучный исход, но и уверенность, что мы сможем укротить это чудовище и даже вернуться домой живыми. Только тогда, моя жена и два сына узнали, где действительно проходит «военные сборы» их старший член семьи.
_____

Но, как же случилось, что мы такие разумные допустили возможность выхода чудовищной ядерной энергии из-под контроля? Стыдно. Однако надо признать, что случилась эта трагедия только по вине самого человека или, как принято говорить, по причине «человеческого фактора».

Многие, наверное, ещё помнят, что за период с 1985 по 2005 годы мы должны были построить дополнительно до 40 атомных станций на территории бывшего СССР. Планировалась такая станция и в Молдове, в районе Григориополя. Во Франции, к примеру, 70% энергетики составляют атомные станции, в Бельгии – более 50%. Есть они и в других странах, исключая, пожалуй, только Австрию. Но, атомные станции, при всех их достоинствах, очень инерционны. Они медленно реагируют на изменения нагрузки в энергосистеме от утренних и вечерних часов «максимума» до ночных часов «минимума».

С целью частичного решения этой проблемы учёными был задуман эксперимент (не будем здесь его описывать), для проведения которого была выбрана лучшая по тем временам атомная станция. Так было определено место будущей катастрофы, - Чернобыль. На Чернобыльской АЭС 25 апреля 1986 года планировалось вывести в ремонт четвёртый энергоблок и так определилась зловещая дата трагедии.

Чтобы подготовиться к эксперименту, весь оперативный персонал соответствующей смены заранее обучался ручному управлению энергоблоком, ибо отдельные узлы автоматики безопасности должны быть отключены (иначе автоматика не позволила бы перейти в нештатный режим). Кстати, на отдельных сервоприводах во время эксперимента даже были установлены замки (чтобы кто-нибудь случайно не включил автоматику безопасности).

Итак, 25 апреля, как и планировалось, был начат «сброс» нагрузки на четвёртом энергоблоке. Однако, в середине дня диспетчер «Киевэнерго» временно запретил снижение нагрузки, ввиду появившегося дефицита электроэнергии в энергосистеме. Ведь, диспетчера никто не информировал о проведении эксперимента, а на станции в это время не оказалось никого, кто мог бы отменить эту «безумную» команду.

Московская Государственная инспекция «Атомнадзор» посчитала своё присутствие при проведении данного эксперимента не обязательным, так как незадолго до этого по просьбе украинских энергетиков в Киеве была уже создана своя, национальная инспекция «Атомнадзор», но и та не удосужилась проконтролировать ситуацию, ибо в полном составе проходила в этот день медкомиссию.

Удивительно, но персонал обученной смены грамотно «удерживал» грозный энергоблок, вручную управляя им до 23 часов, когда, наконец, был разрешён останов блока. Но, в это время обученный персонал сменился и через два с небольшим часа, уже 26 апреля в 1 час 23 минуты энергоблок был взорван следующей, «необученной сменой».

Причина «до боли» проста: преступная безответственность чиновников, а в результате – два тепловых взрыва в самом реакторе и мучительное ожидание на протяжении полутора месяцев следующего уже ядерного взрыва.

Претензий к персоналу ночной смены быть не может. Они не сумели удержать неуправляемый реактор, но зато первыми героически боролись с последствиями своей самоуверенности и почти все погибли. Погибли и почти все пожарные, которые в ту ночь на 26 апреля 1986 года боролись с огнём в условиях смертельной радиации.

Именно эти славные сыны тогда ещё нашей общей Родины спасли всех нас и, к сожалению, погибли. Погибли, как герои. Это они подарили нам жизнь, отдав без колебаний свою. Уже потом пришли мы (ликвидаторы) и довершили начатое ими святое дело. Через горнило Чернобыля прошло около 650-ти тысяч человек, в том числе и 3,5 тысячи граждан Молдовы. Многих из них уже нет с нами.
Слава героям! На века Слава!
_____

В 2003 году в Киево-Печерской Лавре в день Успения Пресвятой Богородицы Блаженнейший Володимир освятил уникальную Икону «Чернобыльский Спас». Ее главное отличие от иных Икон состоит в том, что на ней впервые рядом с Богом изображены люди – чернобыльцы живые и мёртвые. Это Божья рать, ибо впервые за все войны на Земле именно чернобыльцы чужой крови не лили, а своей не жалели.

Во время освящения в небе появились три креста в солнечном сиянии.
Свидетелями этому были тысячи людей.
Эта Икона поистине чудотворна.
Люди! Помните это!


Вспоминал и записывал Валерий Пивоваров – Почётный член Совета Общества «Чернобыль» Молдовы

4 апреля 2011 года.