Как детская рука, тянулась тень
не взять, но только к чуду прикоснуться,
так боязливо, будто лишь задень,
и ты могла от этого проснуться.
Но ты плыла в всесильной власти снов -
дышала чуть, и грудь едва вздымалась.
Невольница, лишённая оков...
и царственной беспомощность казалась.
Изгибы тела в складках простыней
и кисти выгиб плавный в изголовье
манили взгляд. И сердце чуть сильней,
перебивало птичье пустословье.
Кувшин на подоконнике насквозь
сиял. Сирень тянулась жадно к свету,
протягивая голубую гроздь
с цветком заветным лунному отсвету.
Ложилась ночь, как зверь, у самых ног,
преображая чудно помещенье.
Весенний сад, внезапно занемог,
вдохнув предгрозовое дуновенье.
Вскипала цветь, и выгибали стан
все дерева… взлетая на мгновенье.
И наплывал сиреневый туман,
А я был бог… при миросотвореньи. |