На днях вдохновенно и даже с экстазом
С высокой трибуны заблеял баран,
А как он у нас по фамилии зван,
По блеянью сами узнаете разом.
“Бе-е-есчестно, бе-е-еспутно, бе-е-еда, бе-е-еспредел, –
Баран возопил. – Бе-е-еднота, бе-е-езнадёга!
Бе-е-ездарность бе-е-еззуба, бе-е-езрука, бе-е-езнога,
Бе-е-езумец в борьбе-е-е оробе-е-ел, ослабе-е-ел!
Бе-е-есстрашно погибнув в Славянске разбитом,
Вы там не лишились бы чести своей”
И в гневе баран, распаляясь сильней,
Стучал по трибуне холёным копытом.
И так он людей поучал, наставлял,
Отступников клял и грозил им расплатой –
Казалось, таится в фигуре рогатой,
Не маршал пускай, но лихой генерал.
Такому в любом ополчении рады,
Скорее на битву отправить его б –
Как гордо сияет сократовский лоб,
Уж он прошибёт все на свете преграды.
Баран атакует рогами забор,
Опять и опять разбегается прытко,
А то, что распахнута рядом калитка,
Баран почему-то не видит в упор.
Чуть спросят его: “Покажи-ка, вояка,
Каков ты в бою” – Тут же слёзы рекой –
“Меня там убьют, а я бе-е-елый такой!
Заборы крушить бе-е-езопасней, однако”
Едва вспоминает баран о себе,
Тускнеют глаза, исчезает бравада,
Барану совсем ничего и не надо,
И слышится только тоскливое – “бе-е-е” |
